В это время к «Суворову» возвращалась русская эскадра, предводимая «Александром III». Все воспрянули духом и зачарованно смотрели, как русские броненосцы сносили полученные удары и сами энергично отстреливались. «Суворов» оказался как раз между вражескими линиями. Одни снаряды с ревом проносились над флагманским кораблем, а другие сыпались на него. Но вот «Александр III» не выдержал ураганного огня, сосредоточенного на нем всей японской эскадрой, и круто повернул назад. За ним начали поворачиваться и удаляться все остальные броненосцы. Надежда на выручку так же быстро угасла на «Суворове», как она воспрянула. Миноносцы «Бедовый» и «Быстрый», которым было приказано снять командующего с броненосца в случае, если «Суворов» будет подбит, точно в воду канули.
– Бросили… Уходят… Сила не взяла, – раздался ропот в команде.
«Простые люди, – пишет Семенов, – конечно, думали, что наша эскадра, возвращаясь к “Суворову”, имела целью его выручить. Их разочарование было тягостно, но еще тягостнее было тем, кто понимал истинное значение происходившего. Какой ужасной обреченностью для них звучали эти три коротких слова: “Сила не взяла”…»
Богданов молча переглянулся с Семеновым, но быстро овладел собой и нарочито равнодушным тоном постарался отвлечь мысли в другую сторону: «А ведь у нас порядочный крен на левый борт».
Точно этот крен был самым важным фактом момента, а не то, что после ухода русской эскадры артиллерия японских броненосцев обрушилась на этот несчастный корабль. Это был расстрел корабля почти в упор, с расстояния, не превышающего 10 кабельтовых. Под сосредоточенным огнем кораблей адмирала Того была выведена из строя последняя башня с тяжелой артиллерией – носовая. Были подбиты все башни со средней артиллерией, в том числе и та, которой командовал лейтенант Данчич. Из всей артиллерии броненосца могли стрелять только несколько трехдюймовых пушек правого борта и одно такое же орудие в кормовом отсеке. Броненосцы адмирала Того уже не остались ожидать гибели русского флагмана, считая, что его прикончат броненосные крейсера адмирала Камимуры.
Адмирал Камимура, видя бедственное положение «Суворова», решил также не терять времени и послал авизо «Чихая» и 4 миноносца в минную атаку на русский флагман. Каждый из этих кораблей выпустил по две торпеды – всего десять, но ни одна не попала, но зато «Суворов», развернувшись правым бортом, подбил из своих уцелевших пушек авизо «Чихая» и миноносец «Ширакумо», которые вышли из строя. Шакалы явились раньше времени за своей добычей. Израненный лев собрал свои последние силы и своей слабеющей лапой еще больно ударил по назойливым хищникам.
Удачное отражение минной атаки вызвало энтузиазм на погибающем корабле. Все уцелевшие, вплоть до перевязанных раненых, принялись за энергичное тушение пожаров и заделывание пробоин. На левом борту интенсивно распоряжались группами матросов и собственноручно работали Богданов, Семенов, Демчинский, а флагманский минер лейтенант Евгений Александрович Леонтьев, имея забинтованными обе кисти, не мог приложить свои покалеченные руки к общему труду, но продолжал руководить работами партии матросов.
Командир, капитан 1-го ранга Игнациус, после перевязки полученных им ран должен был лежать на койке, но не выдержал бездействия и, не слушая наставлений докторов, бросился по трапу наверх с приказанием:
– За мной, молодцы. На пожар! Только бы одолеть пожар.
За ним хлынули санитары и легкораненые. Послышались шутливые возгласы:
– Ходи! Ходи веселее! Небось, это шестидюймовые снаряды. Чемоданы все вышли…
Но, увы, это был самообман. С уходом на запад японских броненосцев прекратились попадания двенадцатидюймовых снарядов, но начали сыпаться те же начиненные новым взрывчатым веществом восьмидюймовые снаряды с японских броненосных крейсеров адмирала Камимуры, который, разойдясь на контркурсе с русскими броненосцами, вернулся на то место, где медленно двигался «Суворов».
Один из этих снарядов ударил как раз по трапу, когда по нему подымался Игнациус с окружающими его людьми. Дым от разрыва рассеялся. Ни трапа, ни командира, ни бывших с ним людей на месте не осталось. Из бесформенной груды с трудом выволокли одного, еще подававшего слабые признаки жизни. Командира не нашли. Уж очень надо было раскапывать, чтобы найти кусок тела с погоном или офицерским башмаком. В стороне валялся свернутый кольцом трап и в нем запеленатое тело, одетое в офицерский китель. Снесено полголовы. По чуть уцелевшей русой бородке решили, что тело принадлежало лейтенанту Данчичу. Так оно и осталось лежать в объятиях железных балок.