Существует несколько теорий, объясняющих рост Русского государства, каковое явление является исключительным в истории человечества. Одни приписывают заслугу мудрому царствованию московских великих князей и русских государей. Другие – плодотворной деятельности только отдельных талантливых личностей как из среды государей, так и между полководцами и администраторами. Третьи объясняют безудержный рост России крепким стоянием за православную веру и ее географической изолированностью. По мнению автора, ни одно из этих объяснений не является особенностью только русской истории, все они имели место в разное время в истории других наций, но, тем не менее ни одно государство, кроме Российской империи, не может похвастаться тысячелетней крепостью своего национального бытия.
Объяснение этого феномена следует искать, кроме перечисленных причин, еще в некоторых особенностях русского национального характера, которыми, конечно, не наделены все, но значительная часть народа. Ими являются: бескомпромиссное стояние за правду, бескорыстное и честное выполнение своих обязанностей, на каком бы малом посту русский человек ни находился, и беспредельная выносливость под тяжестью морального гнета или физических страданий. Без этих свойств русских людей ни Димитрий Донской, ни Александр Невский, ни Петр Великий, ни Суворов, ни Скобелев и другие не смогли бы положить основы и укрепить Русское государство.
Многие скромные труженики и тихие герои позабыты. Некоторые из них были воскрешены из забвения только по прошествии нескольких десятков, а то и сотен лет. Большинство из них не были оценены современниками, и их стояние за правду, умение предвидеть, наконец, то, что их Бог наделил огоньком дарования, – за все это им пришлось испытать при жизни много горя, непонимания, поклепов, вражды и мести со стороны лиц, не отмеченных дарованием, но более ловких, умеющих лучше приспособляться, раболепствовать, льстить и делать карьеру. Жизнь настоящих тружеников и героев была нелегка.
Разделение, проходившее через бытие русского народа, нашло свое отражение и в личном составе русского флота. Там также существовали две группы офицеров. Одни продвигались успешно по службе, ничем особенным из общей массы не выделяясь, достигали высоких постов, а затем тормозили всякое проявление инициативы, вдумчивое отношение к своим обязанностям со стороны лиц, которые благодаря своему дарованию могли стать опасными для их карьеры.
Война обычно вносила поправку в эту негодную практику отбора высшего начальства. В войне закалялся характер, и волевые и решительные офицеры получали возможность обратить на себя внимание. Так, Русско-турецкая война 1876–1877 годов выдвинула ряд выдающихся молодых офицеров, которые впоследствии стали знаменитыми адмиралами, как, например, Макаров, Рожественский, Шестаков, Скрыдлов, Дубасов, Нилов и др. Но до и после этой войны Россия 20 лет жила в мире, и случай произвести в боевой обстановке отбор новых начальствующих лиц не представился. Кроме Ушакова, Сенявина, Чичагова-отца, Лазарева, Нахимова и др. в русском флоте и в правительстве были также маркиз де Траверзе, Чичагов-сын, Нессельроде и др., и к этой второй группе следует прибавить руководителей Морского министерства перед Русско-японской войной. К этому времени уже были забыты замечательные призывы, которые вдохновенно проповедовал и в своей плодотворной деятельности осуществлял блестящий представитель Царствующего Дома – генерал-адмирал Великий Князь Константин Николаевич.
Поэтому перед Русско-японской войной большинство молодых офицеров флота, получив холодный ушат воды после проявленной ими инициативы, махали безнадежно рукой, подчинялись общему застою и продолжали чисто механически выполнять свои обязанности. Меньшинство не хотело примириться и уходило в запас, а если имелась возможность, то уходили в различные опасные экспедиции, где было меньше шансов встретить засилье бездарностей и маменькиных сынков. Одним из этих лиц был Коломейцев. Разочаровавшись в военной службе, он три года проплавал между Европой и Дальним Востоком на пароходах Добровольного Флота и только в 1900 году возвратился на активную службу, чтобы принять позднее в командование полярное судно «Заря», которое Академия наук отправляла под начальством барона Толя на исследование Новосибирских островов в Северном Ледовитом океане.
Но и здесь Коломейцев не поладил с Толем, а так как продолжение совместного плавания при неуступчивом характере обоих грозило превратиться в тяжелое испытание, то во время зимовки «Зари» в одной из бухт Таймырского полуострова он с одним матросом получает разрешение покинуть «Зарю» и на санях под покровом полярной ночи, вопреки трескучим морозам, снежным вьюгам и заносам, через гребни гор и тундры проходит 900 километров до первого эскимосского селения Галчихи. Размолвка с Толем, возможно, спасла жизнь Коломейцеву, так как сам барон Толь с тремя матросами пропал бесследно в арктических льдах.