Но носовая башня с орудиями главной артиллерии и бортовые башни со средней артиллерией по-прежнему ожесточенно отстреливались.
Через груды обломков и исковерканные рваные листы железа пробирался на корму лейтенант Крижановский, чтобы, спустившись в румпельное отделение, разъединить поврежденный рулевой привод и поставить руль прямо. Когда это было выполнено, броненосец снова дал ход, медленно и неуклюже управляясь машинами, отчего корабль рыскал из стороны в сторону, уподобляясь походке сильно пьяного человека. Но и это было лучше, чем стоять на месте и быть мишенью, по которой противник пристрелялся и осыпал несчастный корабль градом снарядов и их осколков.
Вот в каком виде он представился в это время глазам японцев: «“Суворов”, поражаемый огнем обеих наших эскадр, окончательно вышел из строя. Вся верхняя часть его была в бесчисленных пробоинах, и весь он был окутан дымом. Мачты упали; трубы свалились одна за другой; он потерял способность управляться, а пожар все усиливался… Но и находясь вне боевой линии, он все же продолжал сражаться так, что наши бойцы отдавали должное его геройскому сопротивлению…»
Выдержка из другого японского свидетельства: «Вышедший из строя “Суворов”, охваченный пожаром, все еще двигался, но скоро под нашим огнем потерял переднюю мачту, обе трубы и весь был окутан огнем и дымом. Положительно, никто бы не узнал, что это за судно, так оно было избито. Однако и в этом жалком состоянии все же, как настоящий флагманский корабль, “Суворов” не прекращал боя, действуя, как мог, из уцелевших орудий…»
Сбита последняя мачта и упала последняя труба, но корабль жил и двигался. Так как он не мог поспеть за быстро маневрировавшей русской эскадрой, искусно возглавляемой «Императором Александром III», то он лег на старый курс, направляясь в одиночку во Владивосток. В безмолвном изумлении преклонимся перед несломленной настойчивостью, с которой смертельно раненный корабль стремился выполнить порученную ему задачу.
Огонь противника по-прежнему старался воспрепятствовать продвижению «Суворова» на север. Исполинские удары продолжали обрушиваться на броненосец. Но корабль продолжал упорно продвигаться на север, а уцелевшие башни «Суворова» не переставали отвечать.
На сохранившемся каким-то чудом правом крыле мостика только что стоял, исполняя обязанности ординарца, матрос Устинов, всеми любимый за свою исполнительность и желание услужить каждому. После очередного попадания ему оторвало осколком обе ноги. Никто не услышал от него ни стона, ни крика, когда его уносили на носилках. Только покорная улыбка озаряла его побледневшее лицо. В течение скольких столетий из недра нашего народа не перестают выходить такие устиновы, одетые в простую солдатскую или матросскую форму.
Количество начальствующих лиц, находившихся в боевой рубке, беспрерывно уменьшалось. Снова был ранен адмирал Рожественский и тяжело ранен лейтенант Владимирский, исполнявший после ранения капитана 1-го ранга Игнациуса обязанности командира броненосца. В командование кораблем вступил третий офицер лейтенант Николай Иванович Богданов, исполнявший обязанности старшего минного офицера. Он вместе с мичманом Борисом Николаевичем Шишкиным и еще одним матросом были единственными неранеными в рубке. Адмирал Рожественский, его флаг-капитан Клапье де Колонг и флагманский штурман полковник Владимир Иванович Филипповский были уже ранены, некоторые по несколько раз, но не покидали рубки. Однако дальнейшее пребывание в рубке с бесполезными, вышедшими из строя приборами, было уже бессмысленным азартом. Первым попытался найти дорогу из рубки лейтенант Богданов. Он смело вышел на левое крыло мостика, охваченное пламенем, и немедленно куда-то провалился. Как оказалось позднее, он упал в расположение левой носовой башни, стрелявшей по неприятелю под командованием лейтенанта Бориса Арсеньевича Данчича. Тут ему оказали первую помощь от ожогов.
Остальным оставшимся в рубке не оставалось иного пути, как, оттянув в сторону трупы, расчистить проход в центральный пост, в котором по приказанию адмирала остался полковник Филипповский, чтобы отсюда удерживать курс и управлять движением корабля, пользуясь для этой цели сохранившимся телеграфом в одно машинное отделение и переговорной трубой в другое. Центральный пост является помещением без иллюминаторов и прорезей в броне, и оттуда нельзя вести никаких наблюдений за боем. Поэтому адмирал сам спустился на батарейную палубу и оттуда хотел пробраться в одну из действующих башен. Очередным разрывом снаряда адмирал был ранен снова, на этот раз очень болезненно для него – ему перебило нерв левой ноги, отчего ступня оказалась парализованной. С большим усилием его доставили в левую башню, которая, оказалось, уже не могла вращаться и не действовала.