Цукерман освобожденный

— Почему нет? Не вижу причин.

— Не видите?

И на эту пылкую мольбу?

— Почему нет? — повторил Цукерман.

— Господи, Натан, сделайте одолжение. Можете потратить минутку, почитать то, что я написал. Можете ответить откровенно? Для меня это очень важно. Это не моя книга, а нечто другое. Нечто новое.

— Что?

— Ну, это, собственно, литературная критика.

Поласковее.

— Вы не говорили, что вы еще и литературный критик.

Очередная лаконичная шутка Цукермана, и Пеплер ее оценил. Осмелился даже парировать своей:

— Я думал, вам это уже известно. Думал, поэтому-то вы вчера и сбежали. — Но, поскольку Цукерман на это сурово промолчал, добавил: — Натан, я просто пошутил в ответ. Я, когда вышел, понял, что у вас дела, встреча, вам надо было срочно уйти. Ну, так вы меня знаете: я и ваше мороженое съел. И всю ночь за это расплачивался. Да вы не волнуйтесь, я не критик. Что-то мне нравится, что-то нет, и язва моя при мне, но я не критик, не профессиональный критик. Однако вчера я услышал о пертурбациях в «Таймс». Для вас это старые новости, а я вот только прошлым вечером узнал.

— Какие пертурбации?

— Театрального критика собираются вышвырнуть и, возможно, книжного обозревателя тоже. Это давно назревало.

— Да?

— Вы не знали?

— Нет.

— Правда? Мне сказал мистер Перльмуттер. Он приятельствует с Сульцбергером, владельцем. Знаком со всей семьей. Они в одной общине.

Перльмуттер? Мифический лощеный папаша мифического продюсера Пате? Знаком и с Сульцбергером? Вот уж сюжет так сюжет.

— И вы решили попробоваться на это место, — сказал Цукерман.

Пеплер залился краской.

— Нет-нет, что вы! Просто это навело меня на мысль. Решил попробовать, получится ли у меня. «Буду учиться, готовиться, и, возможно, случай представится»[37]. Мне и самому странно, что после всего, через что я прошел, я не стал циником и все еще наивно верю, что мы живем в стране великих возможностей. Да и как я могу думать иначе? Я эту страну знаю вдоль и поперек. Я служил ей на двух войнах. И речь не только о популярных песенках. Всё: старое радио, сленг, пословицы, реклама, знаменитые корабли, конституция, великие битвы, широта и долгота — что угодно назовите, и если это про Америку, я знаю это назубок. И ответы в кармане мне не нужны. Они у меня в голове. Я верю в нашу страну. Почему верю? Начать с того, что это страна, где человек может, если у него хватит упорства, снова встать на ноги, даже потерпев позорное поражение. Если только не утратит веру в себя. Посмотрите на нашу историю. Посмотрите на Никсона. Экая воля к победе. У меня в книге пятнадцать страниц про этого пустышку. Или взять говноеда Джонсона. Где был бы Линдон Джонсон без Ли Харви Освальда? Торговал бы недвижимостью в гардеробе Сената.

Освальд? Алвин Пеплер упомянул Ли Харви Освальда? Вчера вечером звонивший упомянул Руби. Идиот Джек Руби, который стал святым покровителем Америки. И косвенно — Серхана. Был у нас великий вождь, Роберт Кеннеди, и этот псих, ублюдок арабский, его застрелил. Все это Цукерман записал.

Пора уходить.

Но разве тут опасно? Тут везде полицейские. Но их и в Далласе было полно, только президенту это не помогло.

Ох, неужели его, автора «Карновского», нынешнее положение в Америке сопоставимо с президентским?

— …мою рецензию.

— Да? — Он потерял нить рассказа. И пульс участился.

— Я ее начал писать сегодня в полночь.

После того как позвонил мне, подумал Цукерман. Да, да, передо мной — похититель моей матери. Конечно, это он.

— У меня не было времени коснуться собственно романа. Это просто первые впечатления. Да, понимаю, возможно, они слишком рассудочные. Я просто, когда пишу, изо всех сил стараюсь не заявить публично о том, что никакой тайны, во всяком случае для меня, не составляет. О том, что во многом эта книга — история не только вашей, но и моей жизни.

Так рецензия не на что-нибудь, а на роман Цукермана! Да, точно пора уходить. Забыть про Освальда и Руби. Если к Хемингуэю подходит лев с рецензией на «Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера», пора из джунглей домой.

— Я не только про Ньюарк. Само собой, лично для меня это очень много значило. Я о… всех этих затычках. Психологических, — сказал он, покраснев, — затычках хорошего еврейского мальчика. Думаю, все как-то по-своему соотносили себя с этой книгой. Отсюда и такой сногсшибательный успех. Я о том, что, будь у меня талант писателя, я бы написал «Карновского».

Цукерман посмотрел на часы:

— Алвин, мне нужно идти.

— А как же моя рецензия?

— Так пошлите ее мне.

Скорее домой, в кабинет. Пора распаковывать книги.

— Но вот, вот же она.

Пеплер достал из внутреннего кармана блокнотик на спирали. Тут же нашел нужную страницу, протянул Цукерману.

За спиной Цукермана висел почтовый ящик. Пеплер почти прижал его к нему, как и прошлым вечером. Прошлым вечером! Да он сумасшедший. И зациклен на мне. За этими темными очками, там кто? Я! Он думает, что он — это я!