Цугцванг

— Макс, ты не навредишь ей, я почему-то уверена.

— Тогда ты ошибаешься, — прерываю жестко, — Сегодня я был на грани от того, чтобы ее ударить. По-настоящему ударить.

— Бред…

— Я ее толкнул. Сильно. Ты видела ее, она меньше меня раза в три, и меня это не остановило. Бред ли? Хм, не думаю.

— Справедливости ради, Амелия сама тебя выводила и делала это намерено.

— Она хотела сделать мне больно, потому что я сделал.

— Да.

— Вот именно, Мара…да. Я должен был держать это в голове, но когда она разделась перед Лексом, все просто растворилось. Меня так повело, что я не помню, как тащил ее до комнаты. Ты понимаешь это?

— Будешь дальше говорить, что не влюблен в нее? Просто смешно… — пытается пошутить, слабо улыбаясь, но я отбиваю и это.

Снова перевожу взгляд на улицу, глубоко вдыхаю, а потом тише продолжаю.

— Она меня дико раздражает, а когда начинает исполнять…Я думаю, что могу не сдержаться в какой-то момент. Рядом с ней я полностью теряю над собой контроль, не могу думать, действовать рационально — одни эмоции.

— С Ли…с ней было также.

— Нет, не также. Я всегда знал, что остановлюсь. Амелия же вызывает во мне желания и чувства, которые мне не нравятся. Она делает меня похожим на него.

— Ты говоришь, что тебя кроет, но, Макс, тем не менее ты ничего ей не сделал.

— Уверен, что после секса, все ее тело было сплошным синяком. Я себя не контролировал.

— Ты их видел?

— Кого?

— Синяки.

— Я на нее не смотрел.

— Значит ты не можешь этого знать…

— Мара, да брось…

— Это ты брось, Макс. То, что все говорят о вашей схожести, не значит, что она действительно есть. Как по мне, ты больше всех похож не на него, а на маму…

Фыркаю, хотя на душе тепло, пусть одновременно и больно. Я хорошо помню маму, особенно ее мягкость и нежность, трепет, хоть и не люблю о ней думать. Мара это знает, она чувствует тоже, поэтому смягчается. Вообще, увидеть мою сестру мягкой, надо сильно постараться — она давно перестала такой быть. Для нее мягкость значит слабость. Для меня тоже, да и для всех остальных. В нашей семьей мягким быть нельзя, с таким то отцом это чревато пожизненными кандалами…

— Ты ее не ударил, Макс, даже в том состоянии бешенства, до которого она тебя довела. Думаю, что Амелия в силу своего возраста не до конца понимает…

— Она гораздо умнее своего возраста, и она все прекрасно понимает.

— Девчонка не дура, но я говорю не об этом. Она неопытна и слишком юна, чтобы знать, когда еще можно дергать льва за усы, а когда нужно затормозить. Ты был в бешенстве, тебя конкретно накрыло, но ты ее не ударил. Отец бы поступил иначе, поверь мне.

— Сегодня я ее не ударил, а что будет завтра никому неизвестно. Нам лучше держать дистанцию.

— И что ты будешь делать дальше, а? Запрешь ее в квартире?

— Именно это я и сделал.

— Ты слышал, что она сказала о своей матери. Если все так, как ты рассказывал — ее угрозы реальны.

— Я разберусь.

— Мне это не нравится.

— Что поделаешь?

— Может есть смысл отпустить ее?

Застываю. Челюсти моментально сжимаются, а сердце ухает в груди. Марина молча изучает мою реакцию, потом слегка улыбается и пожимает плечами.

— Сам подумай. Если ты не можешь находиться рядом с ней, то какой в ней вообще смысл? Договоримся, может дадим денег…

— Она не возьмет деньги.

— Посмотрим.

— Не на что смотреть. Амелия не возьмет деньги.

— Можно договориться как-то иначе…

— Нет.

— Макс, милый, да. Всегда можно договориться, разве что есть другая причина, по которой ты не готов ее отпускать?

Я молчу. Потому что, сука, есть! Я просто не могу этого сделать! Знаю, что если отпущу ее, она может навсегда пропасть с моих радаров, и от одной только мысли, что я ее больше никогда не увижу — внутренности скручивает. Мара все это, естественно, видит. Улыбается шире, делает глоток из своего бокала, провоцирует молчанием, и я наконец сдаюсь.

— Ну хорошо! Они есть! Ты довольна?!

— Орать необязательно. И давай разберемся, окей? Ты не хочешь ее видеть, потому что она доводит тебя до бешенства, но не можешь отпустить ее, потому что…?

Марина разводит руки, давая мне возможность окончить фразу, но я не хочу этого делать. Отворачиваюсь к экрану ноутбука и открываю свои графики, а еще тянусь к стакану, чтобы снова притупить все, что сестра разворошила внутри.

— Это типа «разговор окончен»?

— Именно так. Все останется так, как я сказал.

— О, какой серьезный…

— Иди, я не хочу обсуждать больше эту тему. Амелия не угрожает нашему плану, а в остальном я разберусь сам.

Сестра тихо смеется, но ставит пустой бокал мне на стол, потом снова обнимает со спины и шепчет на ухо тихо-тихо:

— Разберешься конечно, Максюша, я знаю, что у тебя получится. Но помни: ты не наш отец, ты намного лучше, чем он. А она простит…если ты позволишь ей увидеть себя настоящего.

Амелия

Отъезжая от дома, я не могу сдержаться, чтобы не бросить последний взгляд на замок через боковое зеркало. Не знаю, что я там рассчитываю увидеть, как Максимилиан драматично бежит в след машине?