Цугцванг

Я сажусь, прикрывая грудь атласным одеялом, и щурюсь, потому что знаю, что это не конец. Он сказал еще не все, и я права. Не все…

— Мы больше не увидимся.

— Что? — тихо переспрашиваю, но он как будто и не слышит вовсе, изучая наклейку на бутылке.

— Я оставлю тебе карту, трать с нее на что хочешь.

— Мне не нужна твоя карта!

— Я знаю, что тебе нужно, но этого ты не получишь.

— Ты просто запрешь меня одну в этой клетке?!

— Да.

— Я сойду там с ума!

— Поздновато спохватилась, когда ты уже сумасшедшая.

— Отпусти меня!

— Это не обсуждается. Собирайся.

Макс разворачивается, и я понимаю, что если он сейчас выйдет за дверь, то все. Это будет фатальный конец всему, поэтому я вскакиваю с кровати, путаясь в одеяле, но благо не валюсь, и добегаю до середины комнаты вовремя.

— Макс!

Замирает. Я тоже. Его имя звучит из моих уст слишком уж странно, и мне требуется немного усилий, чтобы отодвинуть эти мысли и сконцентрироваться на важном. Тем более, что он ждет, что я скажу…

— Макс, пожалуйста. Отпусти меня. Ты же понимаешь, что я не стану…

— Я все сказал, — отрезает хрипло, — Будет так и никак иначе.

— Но ты хочешь запереть меня в четырех стенах одну! — быстро стираю слезы, стараясь удержать голос от провалов, которые все равно есть.

Выдыхаю, собираюсь. Не хочу, чтобы он думал, что я пытаюсь им манипулировать.

— Я сойду с ума. Сколько это будет продолжаться? Вдруг воплощение твоего плана займет…

— Ты просидишь там столько, сколько потребуется.

— Но…

— Амелия… — в голосе прибавляет рычания, а ручку двери его рука сдавливает до скрипа, — Не доводи до греха. Ты же этого хотела?

— По-твоему я хотела сидеть в золотой клетке и…

— Вот именно, — с давлением произносит, — Она золотая, будь благодарна, что я не запер тебя в каком-нибудь подвале, который ты заслужила на все сто процентов. Разговор окончен. Собирайся.

Дверь хлопает сильно, но не так, как уже хлопала сегодня, а я вдруг закрываю лицо руками и начинаю тихо плакать. Самое гадкое, что я прекрасно осознаю — это не только потому что меня приговорили к тюремному сроку, а потому что он сказал, что мы больше не увидимся…

«Что со мной не так?!»

Макс

Из окон кабинета открывается целая панорама на двор перед домом, и я наблюдаю за тем, как она идет к машине моего старшего брата, сжимает ладони. Оглядывается. В тайне я надеюсь, что она посмотрит на меня, найдет глазами, и одновременно молюсь, чтобы этого не произошло, потому что понимаю: если так случится, я не смогу ее отпустить. А надо…Амелия вызывает во мне нездоровые чувства и дикие желания, которые мне самому не нравятся. Из-за нее я не могу себя контролировать, все выходит и течет, как бурная река, то есть бессистемно и хаотично.

«Это совершенно неприемлемо!»

Наконец ее фигура пропадает в салоне, Миша захлопывает дверь, тоже оборачивается. Мне чудится, что он прекрасно видит меня, поэтому усмехается, но возможно это лишь воображение. Уже плевать. Утыкаюсь лбом в ледяное окно, медленно кручу головой, чтобы охватить всю его площадь и хоть немного остудить пыл, потому что, клянусь, еще секунда и я сорвусь в след за ними. Особенно явно чувство проявляет себя в момент, когда загораются задние габариты и тачка медленно стартует — я чуть ли не зубами готов уцепиться за что угодно, лишь бы не бежать следом, как гончий, безмозглый пес.

— Тебе настолько сложно ее отпустить? — усмехается за спиной Марина, на которую я даже не оборачиваюсь.

Не хочу отвечать на этот тупой вопрос, хотя он своей надменностью делает скорее доброе дело, нежели наоборот. Моя гордость поднимает голову, а вместе с ней уходят давящие чувства, рвущие жилы — она их грубо отрезает и пинками загоняет куда-то глубоко-глубоко, чтобы больше не видеть. Я за это благодарен. Отпиваю из стакана свой любимый виски и коротко смотрю на Марину, цыкаю.

— Не придумывай. Свалила — туда ей и дорога.

— Смеешь врать мне? Это даже не смешно.

— Закончили.

— Я тебя предупреждала, Макс.

— Я сказал — закончили! — повышаю голос, одариваю ее злым взглядом и добиваю порцию виски до конца, после чего отхожу от окна за новой.

Марина наблюдает тихо, но цепко, подмечая все детали в моем поведении. Старшая сестра в какой-то момент заменила мне маму, так что кто-кто, а она знает меня наизусть. Так и сейчас, она анализирует, копается, и это мне дико не нравится, потому что я не хочу слышать то, что итак давно знаю. В надежде избежать разговора, я сажусь за стол и открываю компьютер, но Марина была бы не Мариной, если бы ее это остановило. Обойдя стол, она встает за моей спиной, наклоняется и обнимает, утыкая голову в волосы, после тихо усмехается.

— Ты такой дурной, Максюша.

— Не смей меня так называть.