Читаем Цивилизация Древней Греции полностью

Но одного рождения не достаточно: еще необходимо, чтобы ребенок был признан отцом официально и принят в социальной среде полиса. Пока эта формальность не была соблюдена, в этом праве всегда могли отказать. Существовал обычай оставлять с брошенным младенцем какие-нибудь предметы — браслет или ожерелье, которые, если он выживал, рано или поздно побуждали его узнать о себе правду. Поэты новой комедии, творившие после Еврипида, и романисты более позднего времени часто использовали этот мотив узнавания, который наши литераторы, подражая античным авторам, назвали «крест моей матери». В Спарте решение лишить жизни новорожденного возлагалось даже не на отца, а на совет старейшин племени, который после осмотра ребенка либо позволял его воспитывать, если он казался крепким и хорошо сложенным, либо решал бросить его в пропасть Тайгет. В Афинах церемония амфидромий, имевшая место на пятый (по «Свиде») или на седьмой (согласно Гесихию) день после рождения ребенка, отмечала официальное вступление новорожденного в семью: женщины дома, которые помогали рождению, брали ребенка на руки и носили вокруг домашнего очага. Это было одновременно ритуалом очищения от грязи, бывшей следствием родов, и принятия младенца в семейный культ. На десятый день ребенок получал имя, по случаю пира, на который приглашали его семью и их друзей. К домашним обрядам относилось и представление ребенка группе, которая являлась наполовину религиозной, наполовину политической, промежуточной между семьей и племенем и называлась фратрией. Отныне ребенок имел законное существование.

Воспитание, которое ему предстояло получить, в Спарте и Афинах полностью различалось (сведений о других полисах у нас недостаточно). Юный спартиат, достигнув семилетнего возраста, сразу же включался в комплексную систему коллективного образования, организованную государством. Он переходил из одной возрастной группы в другую под руководством учителей и тренеров, выполняя регулярные упражнения, проходя зачастую трудные испытания и подчиняясь суровой дисциплине, направленной на развитие физической выносливости и духовной силы для воспитания из юноши солдата. Это обучение продолжалось до тридцати лет: даже женитьба не освобождала юного спартиата от совместной жизни с его товарищами. Интеллектуальное образование занимало в этой системе явно небольшое место: оно ограничивалось хоровым пением, изучением национальных поэтов — Алкмана, Терпандра, Тиртея — и обучением требовательной и ограниченной гражданской морали. Отсюда недоверие к риторике, которое поражало остальных греков, склонных к занятиям искусством слова, и заменялось преклонением перед короткими и сжатыми сентенциями, которые назывались лакедемонскими афоризмами.

Юный афинянин в возрасте шести-семи лет покидал исключительно женское общество в гинекее и отправлялся в школу в сопровождении раба, называемого педагогом. Законы Солона обязывали отца семьи следить за воспитанием своих сыновей: в диалоге Платона «Критон» (49 d) олицетворенные законы вменяют себе в заслугу то, что предписали отцу Сократа обучать его музыке и гимнастике. Учителя в школе жили за их счет и получали от родителей ребенка плату за свои услуги. Грамматист сначала учил читать, писать и считать, потом заставлял учить наизусть поэмы Гомера, Гесиода, Солона или Симонида: диалоги Платона демонстрируют, какое значение придавалось знанию поэтов для интеллектуального и духовного образования. Учитель музыки обучал игре на лире и даже на кифаре — инструменте более сложном, который требовал соответствующих технических способностей, мало совместимых с традициями либерального воспитания. О двуствольной флейте {авлосе), когда-то входившей в систему школьного образования и очень любимой афинской публикой, но изгнанной впоследствии, поскольку она пробуждала очень сильные эмоции, волновавшие душу, вместо того чтобы ее дисциплинировать, рассказывает Аристотель («Политика» VIII, 6, 1341 а — Ь). Во всяком случае, музыка играла основную роль в воспитании юного грека. Наконец, учитель гимнастики, или педотриб, обучал ребенка главным атлетическим упражнениям в специально оборудованных для этого зданиях, которые назывались палестрами. С пятнадцати лет юноша часто посещал общественные гимнасии в Академии, Ликее или Киносарге, где находились сооружения, похожие на те, что были в частных палестрах, а также беговые дорожки, сады и залы для собраний, где философы и софисты располагались для встречи со своими учениками после физических упражнений. После двух лет эфебии юноши продолжали приходить в гимнасии, любимое место тренировок, отдыха и встреч. Весьма древние законодательные постановления предписывали правила управления атлетическими организациями, назначая часы открытия и закрытия, подавляя с образцовой строгостью попытки краж и сохраняя свободным людям право посещения этих мест.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология