Тем самым раскрывается преимущественно аристократический характер греческого цолиса, даже когда он провозглашается народным государством. Понятия «демократия» и «аристократия» осознавались эллинами исключительно в приложении к корпусу граждан, более или менее широко участвовавших в делах государства. Но этот гражданский корпус отнюдь не объединял большинство жителей, а лишь привилегированное меньшинство. Исключениями могут быть несколько горных полисов, где жители были слишком бедны, чтобы покупать и содержать много рабов. Но все большие греческие полисы являли подобную картину. Граждане были единственными обладателями не только политических, но и основных гражданских прав, таких как право владения недвижимым имуществом — землями и домами. В отличие от них, поселившиеся здесь иностранцы, «сосуществовавшие» (это непосредственное значение слова «метек»), имели особый статус, дававший им некоторые гарантии: они участвовали в несении финансовых и военных повинностей, которые налагало государство, но не имели никаких политических прав. Спарта не позволяла чужестранцам проживать на ее территории; зато их охотно принимали Афины, где они играли важную роль в производстве, торговле и интеллектуальной жизни. Наконец, подневольное население часто было столь же многочисленным, как и гражданское, а иногда и превосходило его.
В Фессалии, на Крите и в Лакедемоне наряду с собственно рабами находится класс крепостных, прикрепленных к земле. В Спарте это были илоты, восходящие, вероятно, к народам, покоренным дорийцами во время их прихода в Лаконию или в период отвоевания Мессении: обращенные в полное рабство, они обрабатывали земельные наделы, которые государство выделило их хозяевам-спартиатам. Каждый год объявляли войну с илотами, чтобы держать эксплуатируемых в необходимом страхе: юные спартиаты, проходившие обучение в криптии, имели право убить любого илота, повстречавшегося ночью на улице. Эта неограниченная власть, поддерживаемая с абсолютной жестокостью, позволяла гражданам освободиться от любых иных занятий и посвятить себя исключительно военной подготовке. Тем не менее вокруг плодородных земель Лаконии и Мессении, предназначенных только для спартиатов и возделываемых илотами, в приграничных областях Лакедемона проживало население, называемое периэками («те, кто живет кругом»). Они не были гражданами, но могли свободно заниматься сельскохозяйственными работами, ремеслом и торговлей, в отличие от спартиатов, с единственной обязанностью служить наряду со спартанцами в лакедемонской армии. Подробности их правового положения плохо известны, но они, вероятно, имели гражданские права (в отличие от метеков в других греческих полисах) и обычно оказывались верными подданными Спарты. Подтверждено существование периэков и в других греческих государствах: в Элиде, Арголиде, на Крите, в Кирене, но мы слишком мало знаем о настоящей природе этого населения.
Положение рабов было в принципе везде одинаковым, хотя обычаи на практике могли определять некоторые отличия. Согласно выражению Аристотеля («Политика» I, 3,1253 Ь), которое формулирует общераспространенное мнение, раб был лишь «живым орудием» в распоряжении своего хозяина. Теряя свободу, он утрачивал свойство быть личностью, независимо от того, кем он был по происхождению — варваром или греком. Поэтому суд принимал его свидетельские показания, только если он подвергался пытке: принуждение страданием считалось необходимым, чтобы заставить его говорить правду. Начиная с гомеровских поэм умножаются свидетельства того, что зависимое положение, приобретаемое по рождению или случаю, принижало человека и лишало его всякого достоинства. Раб не имел ни личной жизни, ни семьи. Рабыни безоговорочно служили для удовольствия своему хозяину: пленные троянки, Брисеида, Андромаха и Кассандра подверглись этому унижению, и Аристофан игривым тоном рассказывает о миловидной фракийской служанке, которую запросто насилуют в лесу. Конечно, афинские обычаи, обусловленные в большей степени экономикой, чем заботой о гуманности, возводили в закон некоторые меры, защищающие рабов от чрезмерной жестокости. С другой стороны, некоторые формы религии были к ним благосклонны: они могли приобщиться к ним на Элевсинских мистериях. Здесь элевсинская набожность, хотя и очень сдержанно, открывала дорогу в будущее. Но в целом различие между свободным человеком и рабом в греческом обществе оставалось фендаментальным. Поскольку из-за войн угроза рабства нависала над каждым свободным человеком (сам Платон в 388 году испытал это несчастье, от которого он был избавлен великодушным вмешательством Анникерида из Кирены), человеческая судьба, и без того подверженная стольким страшным опасностям со стороны природных стихий, казалась грекам тем более жалкой: и поэты использовали этот источник трагичности.