В городе, как и в деревне, основную массу ручной работы выполняли рабы. В первую очередь они занимались хозяйством в каждом доме, где минимальный штат рабов казался просто необходимым: одни лишь нищие (или, начиная с IV века, философы-киники) не имели рабов вообще. Помимо домашних дел, рабы также обеспечивали рынок ремесленных предприятий, поскольку о промышленности можно говорить лишь в нескольких очень редких случаях. В качестве исключительного примера можно назвать оружейную мастерскую, которую содержали оратор Лисий и его брат Полемарх в Афинах в конце V века. К тому времени, как при Тридцати тиранах имущество братьев было конфисковано, в их мастерской работало 120 рабов и их запас составлял 700 щитов, по словам самого Лисия («Против Эратосфена» 19).
Уже их отец, сиракузянин Кефал, слыл в Афинах одним из самых богатых людей, по сведениям Платона, который говорит о нем в самом начале «Республики». Зато у огромного числа ремесленников и торговцев трудилось несколько рабов. Человек, который, как инвалид Лисия, занимался мелким ремеслом безо всякой рабской рабочей силы, был действительно близок к нищете.
Впрочем, к ручной работе относились в определенной степени презрительно: сам термин, обозначающий рабочего, банаос, имеет негативный оттенок, как и слово kapelos, обозначающее мелкого торговца. Тот, кто занимался подобной деятельностью, даже если это настоящее искусство, не пользовался уважением в греческом обществе, даже самом демократичном, например в Афинах. Настоящее занятие, достойное свободного человека, как это хорошо видно у Платона, — это участие в общественных делах: молодежь из знатных семей, окружавшая Сократа, не имела другого устремления, а «либеральное» образование, которое они получали, специально готовило их к этому или, по крайней мере, претендовало на такую подготовку, что Сократ поставил под сомнение. Несколькими годами позже Геродот отметит, что эллины в подражание, как он предполагал, египтянам, считали ручной труд менее почетным (II, 167): в Лакедемоне, уточняет он, это предубеждение было особенно сильным, а в Коринфе — самым слабым. Известно, что в Афинах один из законов Солона предусматривал наказание любого праздного гражданина: но мы не знаем точно, как определяли праздность, и складывается ощущение, что этот закон не изменил общественного отношения к ручному труду. Эти идеи развивались с гомеровских времен: действительно, в «Одиссее» неоднократно подчеркивается мастерство главного героя, чья изобретательность позволяет ему не только командовать войском, но и соорудить кровать, и ни в глазах поэта, ни в глазах слушателей царь Итаки нисколько себя этим не унижает — совсем наоборот! Несомненно, тут речь идет не о работе за деньги, которая в глазах классических греков являлась мало достойной уважения, а о независимой деятельности. Тем не менее, если сравнить восхищение Гомера перед плотом или кроватью Одиссея, с презрением, с которым Калликл в «Горгии» Платона (512 с) высказывается в адрес мастерства инженера, мы увидим, насколько со временем изменилось это отношение.
Таким образом, вопреки тому, что можно было бы предположить, на практике такой «демократический» полис, как Афины, испытывал к труду ремесленников не больше уважения, чем аристократические полисы. Несомненно, Перикл, в знаменитой речи, которую ему приписывает Фукидид (II, 40), настаивает на том, что его родина позволяет ремесленникам и рабочим, если они являются гражданами, участвовать в управлении делами государства: но тот же Перикл, учреждая обычай платить ежедневное вознаграждение (misthos) каждому гражданину, занимающему общественную должность, будь то магистраты, члены Совета, судьи или солдаты в военном походе, значительно содействовал тому, чтобы отстранить соотечественников от производительного труда и заставить их искать занятия оплачиваемые скромно, но достаточно для того, чтобы обеспечивать их существование со дня на день. Вот почему в Афинах ручные ремесла все больше и больше перекладывались на плечи рабов и осевших здесь чужестранцев, то есть метеков, число которых было велико. Изучение расчетов, связанных с возведением храма Эрехтейон на акрополе и известных нам по надписям, позволяет установить, что среди 107 человек рабочих, число которых смогли установить, только 14 граждан, а остальные — метеки и рабы.