Гнаска было жалко. Спиций знал его вот уже одиннадцать лет; этот вечно хмурый, полупьяный любитель гарума, чеснока и лесбиянок, рождённый от римлянки и галла, дважды спасал Марку жизнь и четырежды помогал в самом зародыше пресечь зреющий в центурии бунт. Когда поднимется, надо будет пристроить его получше.
- Поднимутся все? - спросил он на всякий случай.
- Все, кроме Гнаска. Ему башку выкорчевало из тела, как выдирают репу из земли.
Спиций пересохшим горлом проглотил шершавый комок, поморщился.
- Ящерицу в дозорные, - сказал он, стараясь не показать досады. - Хромого - на кухню. Триция - в Мёртвый легион.
- Да, центурион.
- Раненые есть?
- Трое. Статий Скула, Гай Прокул и Немесий Плавт.
Немесия центурион тоже знал хорошо. Сейчас старик безвольно сидел в грязи и постанывал, а сестра Айгуль перевязывала ему культю - шрапнелью Немесию оторвало левую кисть.
- Сальве, центурион, - просипел старик, морщась от боли. - Вот и меня укоротили.
- Это ничего, - ободряюще улыбнулся Спиций. - Ты и такой нам пригодишься. Ведь меч ты держишь в правой?
- В правой, центурион.
- Вот и хорошо. Немного отлежишься и снова в строй.
- Да, центурион.
- Главное, что не на голову укоротили, гы-гы, - вставил Гончий, осклабившись. - Вот Гнаску повезло меньше.
Спиций снова поморщился, не глядя на Клавдия. Он ненавидел его сейчас за принесённую недобрую весть, как будто это сам Гончий был виноват в гибели Гнаска.
- Сколько тебе лет? - обратился центурион к Плавту, когда тот зашипел от боли после очередного прикосновения санитарки.
- Не помню, - покачал головой солдат. - Кажется, сорок один стукнуло на майские календы.
«Не может быть! - подумал Спиций. - Совсем обеспамятел старик».
Он был уверен - да Плавт и выглядел так, - что старому легионеру не меньше шестидесяти с гаком.
- А сколько лет ты уже в этом окопе? - продолжал он, не вступая в спор. Ему хотелось отвлечь старика от боли, которую причиняла перевязка.
- Всю жизнь, - ответил Немесий просто.
- Я бы тоже так ответил, если бы меня спросили, - вставил Гончий. - Хотя я здесь четвёртый год, но кажется, что всю жизнь.
- А мне не кажется, - сварливо оборвал его Плавт. Похоже, он не очень любил Клавдия. Впрочем, Гончего мало кто любил. - Я действительно всю жизнь в этом окопе. Я в нём родился. Моим отцом был Луций Констриктор, если тебе что-нибудь говорит это имя.
Спиций конечно же слышал о легендарном Луции Констрикторе. Гончий, кажется, тоже был о нём наслышан, потому что почтительно дёрнул лохматой бровью. Вслух он пробормотал наигранно недоверчиво:
- Ну-ну, рассказывай...
- Я родился на южном склоне, - обратился Плавт к центуриону, старательно не замечая Клавдия, - там, где сейчас стоят ацтеки. Это после передислокации их туда поставили, а раньше там стояла центурия Констриктора. Тогда ещё не было восьмой окопной линии, да и народу воевало поменьше.
«Что ж, - подумал Спиций, - пусть ему даже сорок один, как он говорит. Это сколько же лет уже тянется война? Говорили, что семьдесят, но...»
- А мой отец родился вот на том самом месте, где ты стоишь, центурион, - продолжал Плавт. - Тогда здесь был командный пункт девятого Триумфального легиона, в котором он и состоял. Это уж когда весь легион полёг в Атаке Одиннадцати, и остались от него только пятеро солдат, отца моего перевели в легион Жаворонков. А годом позже моя мать, Цецилия Понта, погибла в газовой атаке врага.
Санитарка закончила с перевязкой, бросила украдкой быстрый взгляд на Спиция, потупилась. Клавдий язвительно оскалился - он-то, в отличие от центуриона, давно замечал эти торопливые девичьи взгляды из-под ресниц на обветренное, мужественное, словно вырубленное топором лицо вояки.
Когда Айгуль, скользя по грязи, пробиралась мимо него, Клавдий хлопнул её по заду и зашёлся в смехе - заржал жеребцом, заревел медведем. Марк Спиций бросил на него неприязненный взгляд, повернулся идти.
- Ладно, Немесий, - кивнул он раненому, - не унывай. Ещё повоюем.
- Да, центурион, - охотно подхватил тот. - Я не унываю. Новая рука, конечно, не вырастет, но и старая была не больно-то мне нужна. Щит как-нибудь приноровлюсь держать, а для меча вполне хватит и одной руки.
Махнув Клавдию, чтобы не следовал за ним, Спиций спустился в небольшую падь, где группа жилистых поджарых египтян в тростниковых юбках меланхолично и медленно рыла в обход Склизлого болота девятую линию.
- Эй, Монту, - окликнул Спиций десятника.
- Да, господин? - худощавый смуглый Монту поднял голову, отставил на время лопату.
- Сколько уже?
- Полтора стадия, господин.
- Мало.
- Увы, господин. Земля очень мокрая. Болото.
- Скажи рабам: если не сделаете до сумерек три стадия, умрёт каждый третий.
- Да, господин.
- Работайте.
Он уже подходил к полевой кухне и обонял запах варёной полбы с вяленой рыбой, когда навстречу метнулся низенький малаец из второго штрафбата. Спиций непроизвольно отступил, наполовину обнажил меч - от этих кули можно ожидать чего угодно: впадёт такой в амок, подбежит сзади и с диким смехом всадит тебе в шею свой волнистый крис. А Марк Спиций не торопится стать молчаливым воином Мёртвого легиона.