— Ещё по два человека с каждой стороны… Рельс не сгибался.
«Эти черти тоже ржавчиной перемажутся…» — озорно подумал дядя Проня.
— Ещё по одному… Отлично! Семнадцатый и восемнадцатый, прошу…
Рельс начал медленно гнуться. Висящие на нем почувствовали это и радостно застонали.
Шея, грудь и лицо великана стали багровыми. Кончики пальцев побелели. На шее вздулись жилы. Пот больно ел глаза.
Рельс перестал гнуться.
— Подбавь ещё, — прохрипел дядя Проня.
— Девятнадцатого и двадцатого прошу, — пригласил шпрех.
Цирк замер.
До последних рядов галерки доносилось прерывистое дыхание богатыря.
Двое повисли с разных концов рельса. Рельс затрещал.
— Алле… — с хрипом вырвалось из груди дяди Прони.
— Б-р-р-р-аво! — застонал цирк.
— Маэстро, туш! — крикнул шпрех.
«Отчего я не слышу аплодисментов? И туша не слышу. Вот чудно-то! Вижу, как хлопают, а ничего не слышу…» — удивился великан.
Неожиданно тишину разрезало знакомое жужжание. Оно становилось все громче и пронзительней. Дяде Про-не показалось, что откуда-то издалека летит муха. Та самая муха, которая была в гробу. «Ожила, что ли? И почем я знаю, что это та самая? Я ведь так и не видел её…»
Муха росла и жужжала все пронзительней. Она подлетела близко, стала огромной. Подмигнув, совсем как веселый гном, она уселась на правый висок и больно кольнула…
Артист покачнулся, потерял равновесие и неловко завалился набок. «Какой породы было дерево? Надо узнать…» — успел подумать он, глядя на стремительно падающий в лицо манеж…
Люди сыпались с рельса как горох. Они быстро поднимались, смеялись и очищали костюмы от опилок, а артист продолжал лежать в нелепой позе, придавленный ржавым рельсом, уткнувшись лицом в белые как снег опилки.
Опилки быстро краснели от крови:.
На весь цирк раздался гортанный крик Сандро. Оркестр умолк. Цирк замер от ужаса.
К артисту со всех сторон бросились люди.
— Карету «скорой помощи»! Скорее! Карету! — закричал и заметался в страхе по манежу Али-Индус.
— Поздно… — тихо ответил доктор Асиновский, поднимаясь с колен. — Он мертв…
— Ну, так кто из нас выиграл пари? — торжествующе спросил Иван Пантелеймонович, играя брелоками от часов.
— За такое зрелище никаких денег не пожалеешь! — отозвался Ромкин отец, натягивая на ноги узконосые штиблеты…
Ребята облепили школьное крыльцо.
— Самого Сандро мы с Борькой так и не видели, — рассказывала Нина. — Мы обо всем узнали от дяди Доната.
— А когда хоронить будут?
— Сегодня. Только вчера вечером всё с похоронами уладилось. Фамилии настоящей дядя Прони никто не помнит. Потерялась… Вонави и Вонави. На всех венках так и написано… Хорошо, что мы с венком успели. Дядя Донат его сразу в гардеробную к Сандро отнес.
— А Сандро, значит, от гроба так и не отходит? — спросила Римма Болонкина.
— Он вообще в цирк жить переехал. А Минька воет так, что слушать жутко. Будто человек стонет: «О-о-ох!» Сегодня часов в шесть вошел дядя Донат в цирк. Слышит, на манеже кто-то разговаривает. Заглянул потихоньку и видит: перед гробом на коленях стоит Сандро и как с живым говорит с дядей Проней. По-грузински. А рядом Минька. Дрожит весь. А по морде настоящие слезы катятся…
— Гроб, значит, на манеже стоит? Тот самый? — спросила Римма.
— Тот самый…
— Вы что, звонка не слышали? — раздался сзади голос нянечки Ариши. — Маргарита Александровна давно в классе.
Ребята побежали на урок. Едва учительница вызвала к доске Борьку, как с улицы донеслись звуки траурного марша.
— Можно глянуть? — попросил Влас. Учительница разрешила.
Ребята бросились к окнам.
— Смотрите! Гроб на полотенцах несут. Совсем как в цирке было, — тихо сказал кто-то.
— Народищу, народищу сколько…
— А что это у лилипутов в руках за подушка? Что на ней блестит?
— Как — что? Лента с медалями…
— А почему лошадь идет за гробом? Так в цирке полагается?
— Не знаю. Наверное, Нонна её специально взяла проводить дядю Проню в последний путь. Если бы не он, задушил бы удав Буяна…
— А вон и Сандро…
— Ребята! Ребята! А где же наш венок? Неужели Сандро так обижен, что не захотел принять венок от школы?
— Может, мы просмотрели…
После похорон Сандро с дядей Донатом вернулись в цирк. От неожиданности Сандро замер на пороге гардеробной.
На стене, рядом с афишей, висел большой венок из живых осенних цветов. На черной ленте было написано:
— Прости, Шурка. Это я виноват, — сказал дядя Донат. — Забыл в суматохе. А ты что же? Не видел его?
— Я в гардеробный не заходил. Не видел, — глухо сказал Сандро. — Пойдем. Назад на кладбище. Нехорошо получился. Венок класть…
— Куда ты сейчас пойдешь? — сказал дядя Донат. — Ты в зеркало на себя глянь! На кого похож стал? Сколько суток не спишь…
— Нечего мне в зеркал смотреть. Надо идти, да?
— Ладно, пойдем. Только ты приляг на пять минут.
— Только на пять минут. И пойдем…