Читаем Цимес полностью

Цимес

За полторы недели мы с начконом отобрали положенное количество жеребят-полуторалеток, и все бы на этом и закончилось, вот только… На второй день я обратил внимание на одного пегого жеребенка с большими белыми пятнами по крупу, по шее — у него даже уши разные были, одно белое, другое черное. По кондициям своим он вроде ничего особенного не обещал и в призовые скакуны не метил, дело в другом. Не отходил он от меня, понимаете? Когда и где только было возможно, как тень. Сначала-то издалека, а потом уже и поближе, и совсем близко. А однажды утром увидел меня, подошел и голову мне на плечо положил. И так мне тепло стало… Ну и люди кругом тоже ведь видят. Был там один старик табунщик, вся жизнь его в табунах прошла, профессор в своем деле, живая легенда конезавода. Он мне и сказал однажды:

— Тебе, парень, с этим конем расставаться никак нельзя. Вы друг для друга. Я такое за всю свою жизнь только два раза видел, понял? Так, значит, наш лошадиный бог захотел, так тому и быть. Если не возьмешь его, плохо будет. И ему, и тебе.

Мне нечего было ему возразить. И к списку отобранных жеребят добавился…

Знаете, на самом деле речь-то ведь совсем-совсем не об этом пойдет, не о лошадях. Начал я с них, с Малыша, потому что переплелось все слишком, не отделить одно от другого, да и понять одно без другого тоже никак.

Что может быть проще и сложнее любви? Если и вас она не обошла стороной, считайте, вам повезло, многие этого чувства так и не узнают и не поймут. Но все равно хотят и вроде бы стремятся. А когда она им наконец встретится…

Ну вот как мне — Дина.

ЧУВСТВО ЖЕНЩИНЫ

Есть такое чувство — чувство лошади. А есть — чувство женщины.

Главное здесь не соврать. Самому себе и как результат ей. Научить этому нельзя.

Вот чувство лошади — это способность всадника ощущать ее движения и ее желания. Это ее физика и физиология, ее рычаги, ее плечо, ее скаковое тело и ее характер. Но можно сидеть в седле и просто… Ну еще пятьдесят пять килограммов лишнего веса, и — будь она хоть трижды элитная чистокровка… А иной и неказист вроде, а в седло сядет словно сросся с лошадью, не расцепить, и нет его и ее, есть один организм — гармония движения, гармония души, гармония скачки. Ей и посыл не нужен, она сама.

А чувство женщины… Это когда потребность ее касаться становится непреодолимой. Вдруг понимаешь, если сейчас, сию минуту не дотронешься — погибнешь.

Если бы мне кто-нибудь такое раньше сказал, я бы не поверил. Ну что, в самом деле, мало я их трогал? С удовольствием, с трепетом, с дрожью даже. А вот чтобы такая появилась — никогда. Никогда раньше.

Познав такую женщину — свою женщину, начинаешь чувствовать ее даже на расстоянии. И не только мысли, а малейшие движения души и потаенные желания ее узнавать. И падает на тебя целый новый мир, и ты понимаешь вдруг, что не один. И только одно желание: быть одновременно и внутри ее, и снаружи. Везде. И всегда. И сразу так хорошо жить…

Мы возвращались с утренней проминки, я вел Малыша под уздцы, а он время от времени фыркал и тыкался теплыми губами мне в ухо, словно желая пощекотать. Кстати, может, так оно и было на самом деле, очень даже допускаю…

Неожиданно по другую сторону от него раздался женский голос:

— Простите, вы не подскажете, как пройти к пятому отделению?

Я остановился, Малыш тоже. Девушка была худенькая, миловидная, светловолосая. Под мышкой большая картонная папка.

— А вы к кому обращаетесь? — спросил я в ответ. — Ко мне или вот — к Малышу? — и похлопал его ладонью по морде. Тот снова фыркнул и затряс головой.

— К обоим, — улыбнулась она. — А его правда Малышом зовут или это так… ну, ласкательно? А почему у него уши разные?

— Да как вам сказать… Э-э-э…

— Дина.

— Юрий. Уши разные, говорите? Пегий он потому что. Пегой масти. Так у него в документах написано.

— А Малыш?

— Ну, это только между нами. Он и я. А больше он на это имя и не откликается никому, только мне.

— Правда?

— Хотите убедиться? Пожалуйста, — я достал из кармана куртки полморковки и протянул ей.