Цимес

Мы сидим вокруг, слушаем, как преподаватель объясняет про странгуляционную борозду, а я… А мне видится эта старушка. Сидит одна. Глядит в окошко и думает: «Вот сейчас повешусь, а солнце? Да что там солнце, бог с ним. Пусть его светит дальше…» Грустно мне стало от таких мыслей, смотрю на Сашеньку, а она… взгляд у нее такой… невидящий, вовнутрь обращенный, в себя. Я к ней такой привык, уже даже и не спрашивал, о чем она думает. И так ясно было. Но вот она чувствует мой взгляд, поднимает голову и слабо так улыбается, но — не мне, не мне. Как же мне хочется, чтобы он…

А назавтра она не пришла в институт. Только вечером я узнал, что Сашенька… она пыталась покончить с собой. Наглоталась аспирина, еле откачали, хорошо еще бабушка эта, хозяйка ее, вовремя вернулась и увидела, а так бы… Прибежал я к ней в больницу, она лежит в палате, лицо землистое такое, но улыбается и говорить уже может.

— Ладо, миленький, не бойся, все уже хорошо. Правда хорошо. Правда-правда.

— Какое хорошо? Откуда хорошо? Ты себя убить хотела — это хорошо?

— Я знаю, я все знаю, что ты мне скажешь, и со всем согласна, честное слово! И что жизнь у меня еще длинная впереди, и что детей рожать, и все остальное. Это был просто аффект, все уже прошло, ну поверь. Я не вру, у меня же здесь ближе тебя никого…

С трудом, но я все-таки выпытал у нее, что произошло в тот вечер. Выпытал.

Рядом с ней и на самом деле никого ближе, чем я, не было, и, пусть не сразу, она мне рассказала. А когда рассказала… В общем, случись с вами такое, и вы бы наглотались. Аспирина или чего другого, не знаю, но не в этом дело. А ее, Сашеньку, я не сужу, да…

В тот вечер Ч. пришел не один, он еще кого-то с собой привел, какого-то знакомого, приятеля. Тот случайно однажды Сашеньку увидел, и очень она ему приглянулась. Все случилось по общему согласию, прилично. Она просто не способна была сказать ему нет. Так и лежала, глядя ему в глаза, пока не потеряла сознание от… Не знаю, как назвать, в моем языке таких слов нет, понимаете? Но слава богу, что все-таки — потеряла.

Убивал я его медленно. Очень. Я с кинжалом с детства обращаться умею и крови не боюсь, я же с Кавказа.

Когда лезвие вошло ему под печень, он стал мне рассказывать, как все было на самом деле. Кинжал я так и оставил в теле, чтобы кровь вытекала медленно. Его рассказ длился почти восемь минут, пока он не умер. Он рассказал что успел. И я что успею — расскажу. Потому что мне все тяжелее дышать — уж больно сердце дергается. Не бьется, а дергается. Так еще и не было никогда. И — душно.

— Я ее… люблю. По глазам вижу — не веришь. А я — люблю… Так, что даже умирать из-за любви этой — не жаль. Она… Понимаешь, околдовала она меня… С первого взгляда, как увидел ее перед прошлым семестром, случайно, она в деканат пришла стипендию оформлять. И, ты снова не поверишь, знаю, но и она — тоже… Она тоже… сразу… Я ничего не мог с собой поделать, да и не хотел… Только вот ошибся, думал, просто еще одно приключение, тем более молоденькая совсем… Ты не представляешь, какое у нее тело, и как же я его хотел… И получал — да… А самое-то главное — безропотность ее… Я ведь, чего уж теперь, и ударить мог… По-всякому… и с любовью, и без… Потому что в глаза ей заглядываю, а там, на самом-самом дне, в черной глубине, будто лепечет кто: убей меня… ну убей меня, только люби — всегда… И я бил и обижал ее, и словно легче становилось, понимаешь? Да нет, конечно, куда тебе… Я потом ноги ей целовал — прощения просил… А она смеялась и повторяла только: «До свадьбы заживет, ничего. Ведь свадьба — нескоро…»

…И еще. Я боялся, что надоем ей… Чего только не выдумывал, чтобы удивить, привязать к себе… Такое с ней вытворял… Лишь бы только насладить ее, понимаешь? Насладить… Сделать — сладко…

А как-то она мне и говорит, что так меня сильно любит, что само удовольствие… понимаешь от чего, да? Что оно ей вроде уже и не важно… Лишь бы мне хорошо было… А ей ничего уже и не надо… Будто и не любовь это, а другое чувство, неведомое еще, какого и не бывает вовсе…

Я, конечно, не поверил… И подумал — значит, я уже не могу ее удовлетворить… Старый я для нее… Потому и выдумки все эти… Ну и спросил: а если бы еще одного мужика позвать, согласилась бы? Она поглядела так… Прозрачно… И говорит: «Все, что ты хочешь. А ты хочешь все, я знаю».

И я позвал Митьку… Хотел ей — сюрприз. А вышло… вон как вышло… Потом, после всего, я ее домой отвозил. Она все время молчала, только, когда уже почти приехали, спросила:

— Ну как, любимый, тебе понравилось?

— А тебе?

— А я будто умерла на время, не было меня там. Но если ты так сильно этого хочешь, зови его снова, я потерплю.

Он вздыхает глубоко — не по-человечески уже — и добавляет:

— Об одном… жалею… Так и не понял я… Неужели и правда… есть такое чувство, чтобы даже умереть… хоть и на время… Или я что-то пропустил в жизни?