Циклоп и нимфа

Юродивый сам не выдержал, сорвался со стула и тоже закружился в пляске, топая ножками и вертя растопыренной пятерней, словно танцевал «Барыню».

– Филин вразнос пошел, – грустно доложила горничная Маша, увидев Катю и Мамонтова.

– Какой я тебе Филин? Я… Ярослав Саныч я тебе, дуррррррра! – взревел Лишаев.

– Сам дурак. Насмотрелась я на них в «Кремлевке»-то, – горничная проигнорировала его. – И пожрать любят, конечно, вкусно… Но горюют! Тоже люди ведь.

Кузьма Поцелуев жевал в такт мелодии, словно аккомпанировал челюстями.

– Тыыыыыыыы! – Филин пальцем ткнул в сторону Кати. – Явилась… Мизинца ее не стоишь! Поняла? И этому твоему алкашу радоваться рано – думает, как ловко все вышло, да? Одним ударом избавился сразу и от папаши, и от Меланьи? Так я вам сейчас объявляю официально – костьми лягу, а вытащу ее! Спасу! Никаких денег не пожалею, адвокатов лучших найму, они от вас… от тебя в суде камня на камне… от всех ваших обвинений… Я сам за нее теперь буду горой, потому что только я один и любил ее по-настоящему и буду любить вечно!

– Вытри сопли, Филин. На кого ты похож?

На веранду, отстранив горничную, вышла Лариса Суслова. Она была бледной, как и все они – призраки Бельского озера. Но держалась. Катя подумала – вечером, когда случилась «потасовка у рояля», на шум сбежались, слетелись все, кроме нее – Царицы Савской. Чем же она была так занята в тот момент, что ее не привлек семейный скандал?

– И ты дурра, цыц! Заткнись! – повернулся к ней Лишаев. – Что вылупилась? Тоже рада небось, что ее в тюрягу закрыли! Я ведь думал, если не сам он, Савва, отравился, то, значит, это ты его на тот свет отправила!

– Ты обознался, дружок, – Царица Савская спустилась по ступенькам и неторопливо зашагала в сторону гостевого коттеджа.

Музыка неслась ей вслед – страдания о том, как кто-то влюбился горячо…

– Урал гуляет. Урал скорбит. Барыня Меланья вам, Ярослав, прошлый раз дырки в ушах велела проделать, – громко объявил Мамонтов. – Чтобы часы по примеру папуасов носить напоказ, если вдруг рук-ног не хватит. Что-то не вижу дырок. Где дырки, а?

– Издеваешься? Над горем моим? Над любовью моей? Часами попрекаешь? Травишь, как эти недоумки в интернете? А ты это видал?

Он сорвал с руки свои часы Jaquet Droz стоимостью в полтора миллиона и с размаху швырнул об пол.

И каблуком их!

А потом погрозил кулаком сначала окнам дома, а затем Кате персонально:

– В гробу я видел твой Лондон, алкаш психованный, слышишь?! И твой швейцарский Сингапур, стерва! Всем, всем покажем кузькину мать!!

Шатаясь, сорвался с места, выписывая кренделя, размашисто зашагал по дорожке и скоро скрылся за кустами. Юродивый бывший губернатор прытко устремился за ним.

– Принеси еще мяса, не наелся я, – попросил Кузьма Поцелуев горничную.

Катя и Мамонтов оставили его пировать в одиночестве и зашли в дом.

У лестницы в холле столкнулись с Галой и Дроздовым.

– Наконец-то вы здесь, – Гала схватила Катю за руку, тряхнула дружески. – Ну как вы? Тут такое у нас… Макар мне: «Никого не хочу видеть». А потом: «Если она больше не приедет – умру».

– Теперь не умрет, – меланхолично буркнул Мамонтов.

– Идите к нему, – Гала кивнула наверх. – Он не в их спальне… он в комнате отца… дяди. Проснулся, наверное. И будьте с ним доброй, ладно? Пусть не любите его, но хотя бы снизойдите. Он… мой братик бедный… такое пережить. Ну, Меланья! Я до сих пор опомниться не могу. И главное, она потом после всего, что натворила – «Макар, я беременна!» – Гала передразнила Меланью. – Это чтобы мы еще ее и пожалели! Вот если бы я забеременела, я бы никогда так публично, напоказ, я бы на ухо шепнула…

При этих ее словах Иван Аркадьевич Дроздов, стоявший рядом, снова вспыхнул как шестнадцатилетний пацан. И Катя поняла – даже от такой малости он опять в эйфории.

– Иван Аркадьевич, я хочу поблагодарить вас за то, что вы спасли мне жизнь, – сказала Катя. – Спасибо вам!

– Живите счастливо. Не будите лихо.

– Но вы подозревали ее раньше или же… это было… как вспышка, озарение?

Дроздов ничего не ответил. На его лицо легла тень.

– Правда, он потрясающий? – Гала глянула на него. – Никто бы не сумел помочь, никто бы не спас. А он спас. Он может все на свете. Решает любые проблемы.

Она пальчиком коснулась выпуклой накачанной груди Дроздова и нарисовала кружок, точки, черточку – смайлик. А затем пробежала вверх по лестнице, на ходу расстегивая свою пеструю вязаную кофточку от Сони Рикель, освобождая плечи, словно ей вдруг стало жарко. Оставила кофту на перилах, поднимаясь все выше, глядя на Дроздова через плечо из-под своей атласной челки.

Дроздов двинулся за ней. И Кате стало ясно, что все благодарности, все слова, вопросы, версии, тайны, недомолвки, загадки – все, все, все подождет. Весь мир останется за бортом в ожидании, пока она… Гала скользит, парит, манит его за собой.

Наверху, на лестничной площадке, вообразив видно, что они уже незаметны, хотя и были как на ладони, и что приличия соблюдены, Дроздов… Циклоп поднял Галу на руки и понес.