— А эти циклы солнечной активности... Солнечный ветер, таинственные бури протуберанцев, они ведь, остались?
Профессор внимательно вглядывался в Колосовского. Не первый день знает он этих хлопцев из барака. Еще работая на воловне, ухаживая за быком племенным, который чуть было не поднял его на рога, астроном подружился с холодногорцами. С интересом присматривался: что за люди? Откуда берется у них эта живучесть? Какая сила, какая мудрость поддерживает их своим эликсиром, чтобы не разложилась, не погасла в неволе душа? «Есть среди них люди рыцарского достоинства», — порой хвалился жене, которая тоже вместе с ним, с профессором, запряженная в санки, пробилась из города сюда сквозь метели первой оккупационной зимы. Женщина-ученый, доцент, генетик, где-то она сейчас в огородной бригаде горох да фасоль пропалывает, — занятие для нее Вихола подобрал как раз по специальности...
— Не до солнечных бурь мне сейчас, молодой человек. Бури земные, эти неслыханные диссонансы и дисгармонии —вот бы на чем сосредоточиться... Человек, что бы там ни творилось, он в конце концов универсум... Альфа и омега всего... Вы не согласны?
— Это мы еще обсудим. Имею честь представиться: студент Колосовский прибыл в ваше распоряжение.
— И вас в эту юдоль конскую? Что ж, вдвоем будет веселее. Даже тут, на самом дне жизни. Давно прошу помощника, ноги так распухли, что порой и встать не могу... Хронический ревматизм, а тут сырость по ночам... В табунщики нужен кто-нибудь помоложе.
Богдан окинул взглядом коней.
— Говорят, среди них есть больные сапом?
— Выдумки. Сапных постреляли, хотя вряд ли и были сапными. Может, просто видом своим непородистым не понравились фольксдойчу, а он ведь ценитель, знаток, по крайней мере, таким себя считает... Жокеем якобы работал до войны на одном из конных заводов, чистокровных готовил на экспорт...
— Есть среди уцелевших такие, которые со временем могли бы пойти под седло?
Профессору послышался в его словах вроде бы намек какой-то, разведывание. Кое о чем он догадывался и раньше, когда доносились слухи, что где-то ночью неведомая рука казнила еще одного предателя, еще какого-нибудь зверя-шуцмана отправила на тот свет... В такие дела, однако, он предпочитает не вмешиваться, хотя и симпатизирует людям, способным к действию.
— Понемногу отходят. — Профессор как бы машинально, одним взмахом лозины крутнул по песку, и там появился безукоризненный, правильной формы эллипс. — Вообще создания смирные, безобидные, с ними найти общий язык, по-моему, легче, нежели с некоторыми из двуногих. Конечно, немая, молчаливая скотина, однако она тоже смыслит. Конь к ласке более чуток, чем к кнуту... Известны ли вам, кстати, слова Аристотеля о психике коней? О внутренних возможностях существ, которых вам отныне придется пасти да обливать карболкой?
— Аристотеля читал, а про коней у него... что-то не припоминаю.
— Я согласен с ним, что и у этих бессловесных пусть в начальных стадиях, пусть в эмбрионах, но есть уже зачатки душевных состояний, присущих самому роду людскому. Доброта, или злобность, храбрость или трусость, мягкость или буйность характера, коварство или прямота — зерна этого, уверяю вас, есть и в конской натуре. Вы сами в этом убедитесь. Будьте наблюдательны, если уж очутились в этом лазаретном изгнании, на окраине вселенной...
— Я соли принес и немного крупы-шрапнели...
— Вот и хорошо... А у меня вон котелок есть. Неподалеку чернел на песке угасший костер, возле него лежал боком задымленный котелок с невычищенной засохшей саламатой. Над нею роились мухи.