Цикличность

– С минимальным риском можно по обочине пройтись. Поискать то, что обозы в Митарр везли, а оно уже портиться начало. Наверняка сейчас куча чуть лежалой еды вдоль дороги валяется. На нас никто и не посмотрит, одним поберушкой больше, одним меньше.

– Не отравимся.

– Простите, сир. Если ваш нежный желудок не терпит такой еды, то предлагаю вам самим придумать, где брать провизию.

– Слушай, хватит меня поносить!

– А то что? Чудо сотворишь? Ах да, у тебя же вещей не осталось. Ничего, могу сбегать поискать.

– Серьезно, прекращай.

– Я тебя спас, изволь пару дней потерпеть. Ты меня, кстати, из избы не вытащил, если помнишь. Я тебе ничем обязан не был.

– Ты лежал весь в пене…

– Ага, а еще обоссаный и вонючий. Мог хоть в сторонку оттащить, для очистки совести. Сам вон успел камзол стибрить, а брата по несчастью бросил подыхать.

– Извини, я и не подумал…

– Что адепта надо вытащить, да? Брось, пустое это дело. У вас, у чудотворцев, мозги набекрень, ты сам в этом в самой меньшей степени виноват.

– А как ты выбрался?

– Ну, уж не благодаря тебе, это точно. Пришел в себя, огляделся, никого. Вышел из хлева смотрю, вся деревня собралась у дома неподалеку от хлева. Думаю, ты именно оттуда камзол свой и уволок. Что-то кричат, обсуждают.

Я стороной их обошел, да что-то дернуло – к окну подошел внутрь глянуть. А там раненых куча лежит и врачевать видимо некому. Все только суетятся, ничего толком не делают. Я плюнул и прямо к толпе подошел.

Они меня увидели – тут же загалдели, бабы детей попрятали. Мужики, кто на ногах был, похватали кто, что мог. Один даже полено с дровницы зачем-то схватил. Смотрят со смесью страха и презрения. Я им сказал что, мол, давайте договоримся. Я ваших врачую, а вы меня потом отпускаете на все четыре стороны. Они помялись, подумали, да согласились в итоге.

Четыре дня мне потребовалось, чтобы в норму всех привести. Потом мне староста их, ночью втихую коня подвел, и я уехал. Здесь у Митарра коня обменял на топор и куртку обшитую пластинами, это сейчас нужнее будет.

– То есть за мной никто не гнался?

– Да про тебя все забыли почти сразу, сир. Я, конечно, понимаю, что столь высокая персона требует к себе внимания, но вот не учли селяне твоего высокого самомнения. Ты слишком глупый и самоуверенный, юный чудотворец.

В этот момент земля содрогнулась. Меня подбросило в воздух на добрый метр, и я неловко бухнулся на бок. Лоррис устоял на ногах и привычным движением выхватил топор. Со стороны дороги донеслись крики. Затем что-то затрещало, и я увидел, как городская стена дала трещину. Осколки камней полетели вниз, но сама стена устояла.

– Твою мать! – заорал Лоррис. – Что вообще в этом мире твориться-то?!

Я вскочил на ноги и, не зная что делать, заметался вокруг костра.

– Не мельтеши! Не знаю, что происходит. Но вечерняя трапеза откладывается. Ждем темноты и выходим к воротам. Усек?

– А если меня узнают?

– Серьезно?! Думаешь, кто-то успел твой портрет зарисовать и около дороги повесить?

Как только опустились сумерки, мы сквозь заросли вернулись к ущелью . У ворот собралась многочисленная толпа испуганных людей. Они вопрошающе кричали, но на стене никого не было. Вообще никого. Митарр будто замер в ожидании чего-то. Это был переломный момент для всех тех, кто ожидал прохода сквозь город. Я видел, что многие из тех, кто ждал возможности пройти, плюнули на все и теперь второпях облегчали обозы, чтобы как можно быстрее двинуться назад на север. Самые расторопные уже успели уехать. Но основная масса решила возвращаться на север именно сейчас.

Разворачивающиеся повозки врезались друг в друга. Погонщики ругались и дрались. Лошади, напуганные недавним толчком, пытались хоть куда-то рвануть. Один из возниц не управился с тяжелым мерином и тот, поломав упряжь, с ходу врезался в близлежащую повозку. Конь поломал борт и запутался в тканевом навесе. Закутанный в ткань, непрерывно лягая воздух, конь поскакал в противоположенную сторону и на всем ходу сорвался в обрыв. До людей, стоявших на дороге, донеслось лишь безумное ржание.

В этот момент ворота Митарра неожиданно начали опускаться. Все, кто еще минуту назад кричал и галдел, затихли в один миг. Только лишь лошади продолжали бесноваться, гонимые в неизвестном направлении инстинктом.

Когда ворота опустились, к людям вышел один единственный человек. Он чеканным шагом прошел по воротам к толпе. Мужчина был облачен в тяжелый парадный доспех. Шлем он не стал одевать, и его идеально выбритая голова отражала зарево пожаров за его спиной. Усы мужчины были красиво уложены, броня блестела, отражая вечернее небо.

Командир гарнизона предстал перед людьми в самом благоухающем виде. На его груди красовался вышитый герб его рода – алый цветок, скрещённый с мечом на белом фоне. Герб Митарра представлял собой тот же цветок, только уже без меча. Сейчас он выглядел совсем иначе, нежели днем. Раньше он нервничал и пребывал в смятении, сейчас же командир источал уверенность и благоразумие.

Он положил руку на рукоять меча и заговорил громовым голосом.