– Тогда что, если видение того старика правда, и это действительно все, что осталось от двух девушек, которых оплодотворил первый испытуемый, получивший Оракула? Что, если они нашли способ размножаться тысячами, в масштабах, намного превосходящих размножение через человеческие тела? Если это так, если мы сможем показать людям, наблюдающим за тестом, насколько опасным стал организм, то, возможно, они инициируют протоколы защиты и сотрут его с лица планеты.
– Хорошо, – сказала Люси. – Но разве они не должны были это увидеть по трансляции Джейсона? Может, они из тех придурков, которым нравится убивать мирных жителей ради исследований, и им все равно. Может, им просто любопытно.
– Для этого нам и понадобится взрывчатка. Мы взорвем трубопровод. Он рядом со склоном к реке. Уровень грунтовых вод там высокий. Лавовые пещеры, которые раньше были каналами, там тоже есть. Если вода хлынет через пещеры, а я уверен, что так и будет, то она унесет яйца Оракула в грунтовые воды и все маленькие притоки, впадающие в реку Дешут. После этого ничто не помешает ему заразить весь остальной мир. Они это поймут.
– И эти протоколы защиты… Они на нас бомбу сбросят, да?
– Надеюсь. Возможно, даже не одну. Они поймут, что нужен мощный удар. Полное уничтожение. Чтобы уничтожить даже пещеры. У них прикрытие – утечка в «Хэндсом Вэлли». Так что о СМИ могут не беспокоиться. Оцепят территорию, перекроют эстакады. Им даже не придется использовать «золотой код» для запуска ядерной бомбы. Президент будет иметь полное право все отрицать. Черт, может, им даже удастся испытать новый вид бомбы.
– Но мы ведь не собираемся взаправду взрывать трубу, правда?
– Нам и не придется. Нужно, только чтобы дрон или зараженный увидел, как мы готовим взрыв, и тогда они начнут зачистку.
– Но как они увидят? Или как нас найдут?
– Мы сами придем к ним и скажем.
Затем Люси выслушала остальную часть плана Стива, и, хотя он казался ей безумным, она осознала, что верит каждому его слову; в глазах Стива она увидела желание отомстить Оракулу и всем людям, включая себя самого, ответственным за смерть его жены и ребенка. А за этим желанием стояли печаль и жажда закончить свою жизнь.
В общем, Стив отменно планировал камикадзе-набеги.
Они обсудили детали плана, и Брюэр направил «кадиллак» на Вестерхаус, к месту, которое когда-то называл домом.
Люси заметила, что по мере приближения к участку он начал нервничать. Его руки крепко сжимали руль. Он сделал несколько глубоких вдохов.
– В чем дело? – спросила она.
– Да ничего. Это глупо. Осталось еще с прошлого, когда этого дерьма не случилось.
– Глупо – это нормально. Какая уже разница.
– И то верно? Я, э-э-э… никогда и никого домой к себе не приводил, так что не приходилось этого раньше говорить, но… у меня семья не очень обеспеченная.
– Я единственный, кто до старшей школы дошел. Моя семья, по сути, просто белый мусор. Кто-то продает наркотики. Или продавал. Как знать? Я не знаю, жив ли из них кто, и это жесть. Но я знаю, что слухи правдивы. И, да, моя тетя своих собак ненавидит, но не для боев их растит. Вот это уже полная чушь. У меня двоюродный брат в колонии для несовершеннолетних за изнасилование. Еще один сидел в тюрьме за продажу метамфетамина, там героином и передознулся. А на похоронах вся семья закололась по самое «не хочу», будто ничему их произошедшее не научило. Просто безнадега. И Родни тот еще расист, если честно. Так что…
– Хватит.
– Я просто не хочу, чтобы у тебя правильное представление обо мне сложилось. Я не хочу, чтобы ты…
– Разочаровалась в тебе?
– Ага.
Не могу смотреть, как он паникует. У нас тут конец мира, нет? Почему бы и не сказать все, как есть?
– Дэнни Брюэр, ты самый не разочаровывающий человек, которого я когда-либо встречала, понял? Знаешь, будь у меня шанс узнать тебя получше, я бы, может, и влюбилась. Или уже. Сейчас думать об этом не могу. Но знай это, хорошо? Я думаю, ты чертовски крутой. И насрать мне на твою семью. Мои биологические родители были заядлыми алкоголиками, они почти обо мне не заботились и не защищали меня. Однажды они взяли меня покататься, и отец потерял сознание за рулем. Мы влетели прямо в гребаный школьный автобус. Потом, до того, как Хендерсоны спасли меня, я была в приюте, и старшие девочки избивали меня, запирали в чулане для забавы. А затем, несмотря на то, что Хендерсоны так много сделали для меня, я так и не смогла впустить их в свое сердце, а сейчас они, скорее всего, тоже мертвы и я уже никогда не смогу им рассказать, как много они для меня значили.
– Черт. Мне…
– Не жалей меня. Просто… не надо. Семью не выбирают, и это нормально. Они – часть нас, но они – не мы. Мы те, кто мы есть сейчас, вместе. Вот и все, понятно?
– Ладно… Да. Хорошо. Но я все равно хочу кое-что добавить.
– Ты охренел?