Цезарь и Клеопатра

весть мы вкладываем ее в уста самого негодного раба. Дурные вести несет

благородный юноша, который желает отличиться.

Они присоединяются к тем, что стоят у ворот.

Часовой. Иди, о юный воин, и склони голову в доме царицы. Голос. А ты намажь свое копье свиным салом, о чернокожий. Ибо еще не

вспыхнет утро, как римлянин заставит тебя проглотить его по самую

рукоять.

Обладатель голоса - светловолосый щеголь, одетый иначе,

чем дворцовая стража, но не менее вычурно, - смеясь,

входит в ворота. На нем явственные признаки кровавой

битвы: левая рука, на перевязи, выглядывает из

разорванного рукава, в правой руке он держит римский меч

в ножнах. Он важно шествует по двору. Перс справа от

него. Бельзенор слева, стража толпится сзади.

Бельзенор. Кто ты, осмеливающийся смеяться в доме царицы Клеопатры и пред

лицом Бельзенора, начальника ее стражи? Пришелец. Я Бел-Африс, потомок богов. Бельзенор (торжественно). Привет, родич! Все (кроме перса). Привет, родич! Перс. Вся стража царицы - потомки богов, кроме меня, о чужеземец. Я перс,

потомок многих царей. Бел-Африс (страже). Привет, родичи! (Персу, снисходительно.) Привет,

смертный! Бельзенор. Ты с поля битвы, Бел-Африс! Ты, воин, здесь среди воинов. Ты не

допустишь, чтобы служанки царицы первыми услышали твои вести. Бел-Африс. У меня нет иных вестей, кроме того, что всем здесь, женщинам и

воинам, скоро перережут глотки. Перс (Белъзенору). Говорил я тебе? Часовой (он слушал их). Горе нам, горе! Бел-Африс (часовому). Успокойся, бедный эфиоп. Судьба в руках богов, которые

сделали тебя черным. (Белъзенору.) Что тебе говорил этот смертный?

(Показывает на перса.) Бельзенор. Он говорил, что римлянин Юлий Цезарь, который высадился с кучкой

своих приверженцев у наших берегов, станет владыкой Египта. Он боится

римских солдат!

Стража презрительно хохочет.

Бояться этого мужичья, что умеет только пугать ворон, да тащиться за

плугом! Этих сыновей кузнецов, медников и кожемяк! Нам, благородным

потомкам богов, посвятившим себя оружию! Перс. Бельзенор! Боги не всегда благосклонны к своим бедным родичам. Бельзенор (запальчиво, персу). А что же, мы один на один не справимся с

рабами Цезаря? Бел-Африс (становится между ними). Послушай, родич. В бою один на один

египтяне - боги в сравнении с римлянами. Стража (торжествующе). Ага! Бел-Африс. Но этот Цезарь не знает боя один на один, он бросает легион туда,

где мы всего слабее, как бросают камень из катапульты. И этот легион

подобен человеку с одной головой и тысячей рук, и он не знает бога. Я

сражался с ним, и я знаю. Бельзенор (насмешливо). Они испугали тебя, родич?

Стража гогочет, в восторге от находчивости своего

начальника.

Бел-Африс. Нет, родич. Но они меня сразили. Возможно, они испугались, но они

раскидали нас, как солому.

Стража угрюмо ворчит, выражая свое презрение и гнев.

Бельзенор. А разве ты не мог умереть? Бел-Африс. Нет, это было бы слишком легко, чтобы быть достойным потомка

богов. Да к тому же я и не успел. Все кончилось в одно мгновение. Они

напали на нас там, где мы их меньше всего ждали. Бельзенор. Это значит, что римляне трусы. Бел-Африс. Им все равно, трусы они или нет: они бьются, чтобы победить.

Гордость и честь войны неведомы им. Перс. Расскажи нам о битве. Как было дело? Стража (в нетерпеливом любопытстве обступает Бел-Африса). Да, да, расскажи

нам о битве. Бел-Африс. Так вот узнайте: я недавно посвящен в стражу мемфисского храма

Ра, я не служу ни Клеопатре, ни брату ее Птолемею, я служу великим

богам. Мы двинулись в путь, чтобы узнать, зачем Птолемей прогнал

Клеопатру в Сирию и как нам, египтянам, поступить с римлянином Помпеем,

который только что прибыл в наши земли, после того как Цезарь разбил

его под Фарсалой. И что же узнали мы? А то, что Цезарь уже идет сюда по

пятам своего врага, а Птолемей убил Помпея и отрубил ему голову, дабы

преподнести ее' в дар победителю.

Стража потрясена.

И еще мы узнали, что Цезарь уже здесь, ибо не прошли мы и полдня

обратного пути, как увидели городскую чернь, бегущую от его легионов,

которым она пыталась помешать высадиться на берег. Бельзенор. А вы, стража храма, вы не бросились в битву с легионами? Бел-Африс. Мы сделали все, что может сделать человек. Но раздался рев трубы,

и голос ее был как проклятие Черной Горы. Потом увидели мы стену из

щитов, надвигавшуюся на нас. Всякий из вас знает, как замирает сердце,

когда идешь приступом на укрепленную стену. Каково же, если сама стена

ринется на вас? Перс (захлебываясь, ибо он уже говорил это). Разве я тебе не говорил? Бел-Африс. Когда стена приблизилась, она превратилась в строй солдат

простых, грубых людей в шлемах, в кожаных одеждах и с нагрудниками. И

каждый из них метнул копье; и то, которое летело на меня, пронзило мой

щит, словно папирус. Глядите. (Показывает на перевязанную левую руку.)

Оно бы проткнуло мне шею, но я нагнулся. И тут же они ринулись, сдвоив

ряды, и их короткие мечи обрушились на нас вслед за копьями. Против

таких мечей в рукопашном бою наше оружие бесполезно: оно слишком

длинно. Перс. Что же ты сделал? Бел-Африс. Сжал кулак и что есть силы ударил римлянина в зубы. И оказалось,