Цепь событий

Ну, что же, враг мой, сядем пряжу прясть, чтобы хоть чем-то удержать друг друга. Поскольку – суть войны – огонь и страсть, противоборство севера и юга. А суть победы выше. Это – тлен. Вот оттого-то и горчит гортань мне. Один из нас попасть был должен в плен пожизненный в моей опочивальне. Для этого и шла с тобой война… любовь…война…я путаю понятья… Ты побежден, и я побеждена, зане внесли редакцию в проклятье.

Не стой, как говорится, на ветру, не жди войны, я от войны устала. Тем более я пленных не беру, вот только пленных мне и не хватало. Не провожу вторжения межу и на могилах не пляшу незримо. Я прохожу и взгляд свой отвожу, взирая мимо, мимо, мимо, мимо.

«Говоришь, любовь? Во цвете лет…»

Говоришь, любовь? Во цвете лет
Я одну знавала, было дело.
Да на мне живого места нет
От ее расправ и беспредела.

Магмой растекалась, беленой
Прорастала без противоядий.
Как я вышла мудрой и стальной
Из ее магических объятий?

Удивляюсь, что еще жива.
Как мне удалось ее умаслить?
Чем я откупилась от родства
С той, кто убаюкивает насмерть?

Приходила. Приводила – на,
И на царство возводила сына.
У меня порезана спина
на ремни, и взрыхлена брюшина.

Я ее бежала, как огня,
Избегала городов и гульбищ.
Но она опять нашла меня.
Ну, входи. Погубишь, так погубишь.

Душу вознесешь, так возноси:
Знаю, учудишь, чего не ждали.
Только так и любят на Руси —
Через сумасбродства и печали.

Будь что будет: вот он, ясный свет,
На крючок пальто в прихожей крепит…
Где же пропадал ты столько лет,
Что прошли и жизнь, и страх, и трепет?

«На юге родины исконной, но второй…»

На юге родины исконной, но второй,
В каком-то городке, не видном глазу,
Живет моя знакомая – ни разу,
За двадцать лет не ссорившись со мной,
Но чем-то там беся Ливан и Газу.

Она всегда была врачом в Москве,
А там пенсионерка, ибо – старость.
И так ей тесно там, что в голове
Не сходится: да как же с нею сталось
Все то, что сталось, словно жизней – две.

Она, конечно, Израилю дочь,
В Цва-хагану, нечай, пускала внука.
И если рядом взрывы и галдеж,
Она крепится, не подаст и звука,
Когда бомбят. В ней страха ни на грош,

Но страшно мне, когда у них война.
Казалось бы – уже чужие тетки.
Но я вот так и вижу, как она
Спускается в подвал своей «высотки»,
И так ей страшно, что сама – страшна.

И так ей страшно, что не дай господь!
А дай ей снова страхи побороть
И выйти на поверхность Иудеи,
Сажать вручную горные сады,
Растить детей и не познать беды
Как современной мировой идеи.

И пусть она не думает в ночи,
Об этом ли мечтали москвичи,
Когда в обетованный грунт осели…
Короче, я волнуюсь. Столько лет
Я вместе с ней под взрывами ракет.
Волнуюсь я об этой тете Нелли.

«От моих подушек пахнет небылью…»