Центумвир

Сглотнув, кивнула. Мой жест и бутылка по столу переезжает ко мне. Щелчок его зажигалки, выдох дыма в мою сторону, понимая мой отказ от протянутой им пачки и знак чтобы выдохнул в мою сторону, чтобы впитать так. Глядя мне в глаза, негромко продолжил:

– Ему башку пробил отец, потому что Ярый прилюдн…. притварьно на хуй его послал, протектируя тех, которых на плаху уже привели и шею им отпиливали, а Ярый сказал, что весь круг сломает, в котором тогда мы находились. К слову – очень сильный круг, один из самых сильных, способных работать даже тогда, когда серьезные звенья вырубает, да хоть целые ветви. Мощная система. До Яра. Сказавшего, что если тех, кому он оказывает протекцию, с эшафота живыми не отпустят, то круг рухнет. Сказал своему главному. Своему отцу. Батя возражал, регламент же есть, а там не важно… там все прописано и ему об этом батя сказал, типа напомнил. Вот тогда Ярый его на хуй и послал. И пошел замес. – Протяжный выдох дыма. Полуулыбка Шивы, когда смотрел в пол, повернув голову в профиль. Полуулыбка иссушающая, истощающая. – Спустя несколько часов мы рубанули систему в двадцать семь и три лимона евриков, и восемнадцать сук под ее руины положили. Фигурально выражаясь. Хотя на тот момент буквально уже хотелось, – сглотнул, прикрыл глаза, – потому что Ярого в реанимации откачивали... Он сказал сделать этот обвал и объявить, что это был предупредительный, что базы дальше будут вырубаться и твари будут падать до тех пор, пока с эшафота не сойдут те, кому приговоры батей подписаны. Я должен был это делать, ломать ветви и сносить базы. Не потому что он руки марать не хотел, а потому что, прежде чем пойти на… аудиенцию, сказал мне, что его, скорее всего, там убьют, но я должен тащить дальше насколько получится. И что я следующий. Спросил, готов ли к этому. Я уважаю свое начальство, но, блядь, это действительно был самый тупой вопрос за все десять лет... – тихо рассмеялся. – Мы все были готовы. Потому что он судил. Опровергал чужое постановление, требуя дать право на апелляцию тем, кому вынесен приговор. Стоимость жизней трех человек на плахе смешная была, их продали и выписали им заказной приговор за смешную сумму. Батя автор приговоров этих. Подписал он, зная, что еще нескольких единиц цепной реакцией выкосит, а они вообще не причём, как и те, кого убить собирались. Подписал, зная это, блядь. И Ярый выдвинул заяву на опровержение постановления, прекрасно осознавая, что его за это убьют. Если не отец, то остальные трое главных. – Карие тени напитываются тенями. Крови. Прошлого. А в его голосе пониженном почти до шепота, распадающееся эхо засвидетельственного кошмара, – у меня в ушах его смех, перед глазами кровь. Как смешивается на паркете... В плече до сих пор стоит пластина, у меня лопатка разнесена. От огнестрела.

Повел головой. Совершенно по-звериному, прикрывая глаза и полуулыбнулся, глядя на пламя зажигалки, поглощаемое его глазами. Почти шепотом продолжил: