Цена предательства

Я не заметила ужасного леса. Все вокруг меня было наполнено волшебным очарованием. Мы шли по прекрасным лесным лужайкам, вокруг нас летали пестрые бабочки, мы плескались в небольших многочисленных лесных водоемах, речках. В пути наши руки неожиданно сближались и оставались одна в другой, мы падали на мягкий мох, как мягкий ковер, устилавший землю, наши ноги переплетались, и приступ туманящей непобедимой нежности обезоруживал нас… Продолжали наш путь и снова все валилось у нас из рук и вылетало из головы. Опять шли минуты и слагались в часы и становилось поздно куда-либо идти, и мы оба с ужасом спохватывались, вспомнив об оставленных без внимания планах, о далекой войне, и сломя голову бросались наверстывать и исправлять упущенное и мучились угрызениями совести. Недолго, до следующей волшебной поляны или теплого водоема. Мы были счастливы, наполнены друг другом. Я молилась Создателям, чтобы этот чудесный лес не заканчивался.

Холодная ночь. Наш костер потух. Я неожиданно вырвана из сна низким рычанием. Волки стояли рядом, мордами по направлению к нам и, подняв головы, выли на луну или на отсвечивающие серебряным отливом небольшого лесного озера на берегу которого мы остановились. Несколько мгновений они стояли неподвижно, но едва я поняла, что это волки, целая стая, я увидела Рема, стоящего в полный рост напротив них, не успела я за него испугаться как я увидела, что волки по-собачьи, опустив зады, затрусили прочь с поляны, точно сила Владыки испугала их. Через секунду Рем уже залез под наше теплое одеяло, обнаружил, что я не сплю, обрадовался, полез обниматься, я горю от его огня…

— Мяса хочу, — я голодная, — ною все утро, — надоели корни и растения. — Вот уже несколько дней, как Рему не везет в охоте. Рем сердится:

— Нытик, ну где я тебе мясо возьму, ты такая шумная, что все звери на несколько миль вперед слышат тебя и разбегаются…

— Ну вот зачем тебе клыки даны, прыгни на спину медведя, — вспоминаю, как вчера мы весело улепетывали от грозного и очень рассерженого мишки, — перегрызи ему горло и зажарь его на костре для своей дамы!

— Дамы? — скептически посмотрел на меня;

Волосы у меня за последние месяцы сильно отросли — ниже плеч. Они лежали свободно, густые и разлохмаченные, в них запутались обрывки листьев и обломки веточек. Одежда порвана, сапоги потрескались…

Я взорвалась от ярости:

— Ах ты засранец! Невежественный хам! Оскорбил! Обидел! Плохой, плохой Владыка, — набросилась на раба. От неожиданной атаки он уронил все наши сумки на землю, пошатнулся, едва успев поймать меня. Я ловко залезла, как белка вскарабкавшись на ардорца, привычно схватила за уши, поцеловала, углубила поцелуй. Дыхание мужчины стало прерывистым. Он впился в мои губы, подхватил под попу, под моей тяжестью рухнул, поверженный, на землю… Одежда в сторону, скользнул глубоко в меня, я разлетелась на тысячу осколков…

Перед нами горы. Рем фыркает:

— Это не гора, а пра-пра-дедушка нормальной горы, так, каменистый холмик, мы пройдем через него, чтобы сократить путь.

Я потрясенно задрала голову, — «холмик значит, тут то я и умру, он наверное мстит мне за все…»

— М-м-м, Рем, я наверное забыла сказать, видимо, я боюсь высоты, я только что поняла это…

— А где ты видишь высоту? — Искреннее изумление.

— Не пойду, я боюсь!

— Пойдешь, пойдешь, мы пойдем наверх вместе, прямиком овечьими тропами. Так мы нагоним время, потерянное на этой петляющей дороге. — Рем видит мой шок, вздыхает, сажает себе на спину: — Закрой глаза трусишка. — С готовностью выполняю приказ, тихо поскуливаю, Рем ползет наверх, хватаясь и цепляясь за камни и корни деревьев. Он карабкается все выше и выше. Добравшись до небольшого голого участка на склоне утеса, передохнул, лезет дальше, мы наконец достигли вершины — вылезли наверх в сосновый лес. — он сбросил мое трясущееся тело на землю, я дрожу и содрогаюсь от ужаса.

— Можно открыть глаза, — слышу его горячий шёпот. У меня стресс, мне срочно требуется утешение. Хватаюсь за ардорца. Главное не открывать глаза. Я его целую, через мгновение мне кажется, что я держу в руках живой огонь. Он поцеловал меня сильнее, обведя мои губы и погладив подбородок. Я хочу лишь одного — броситься в этот огонь и сгореть. Его прикосновения опаляют мою кожу и зажигают огонь у меня в крови. И я уже пылала и светилась, как раскаленный металл. Закрыв глаза, я чувствовала возбуждающие прикосновения к щеке, виску, уху и шее, я вздрогнула, когда он обнял меня за талию и привлек к себе. Я — это огонь, горю…

Я радостно хлопаю в ладоши, облизываюсь:

— Ты мой герой, олень, мясо!

Под звуки моего желудка и под треск жаркого огня мужчина освежевал выпотрошенную тушку зверя и насадили четвертины на длинные палки-вертела. И вскоре огонь лизал румяную сочную оленину острыми кончиками языков.