Цена головы

Мегрэ. Я все ему скажу… А ты улучишь минуту, когда консьержка станет выносить мусор на помойку, выберешься отсюда и отправишься прямо домой».

Странную ночь провели они около покойницы! Оба они были отрезаны от мира, точно эмигранты, сидящие среди своих узлов на вокзале или на палубе парохода.

– Кто из вас, – спросил Мегрэ, разжигая трубку, – решил открыть секретер и осмотреть бумаги?

– Сесиль… Но это было гораздо позже. Она сварила две чашки кофе, потому что я все еще находился в каком-то оцепенении. Мы сидели на кухне… Вдруг она сказала:

«Хоть бы этот человек не поднялся сюда». Потом она добавила: «А ведь я говорила комиссару, что кто-то приходит по ночам… Он мне не поверил. А теперь, кто знает, когда мы оба отсюда уйдем…»

Мегрэ не отрывал взгляда от оконной рамы, крепко стиснув зубами мундштук трубки.

Итак, Сесиль спокойно предложила изъять из секретера все бумаги. Ей и в голову не пришло бежать с деньгами или взять какую-то часть для брата, который так в них нуждался.

– Вы прочли эти документы? – спросил комиссар.

– Да.

Комиссар встал и направился к двери, которую он незадолго до того приоткрыл.

– Пожалуй, здесь вам будет удобнее, господин Дандюран. Похоже, теперь речь в основном пойдет о вас.

Ибо месье Шарль сидел в соседней комнате под надзором инспектора. Вид у него был довольно плачевный.

У него отняли воротничок и галстук и даже шнурки от ботинок. Он не брился уже двое суток. Руки, соединенные наручниками, он держал на животе.

– Надеюсь, вы можете стоять? Вы не слишком утомлены?

Решив, что его заманили в ловушку, Жерар сорвался с места:

– Что это значит?

– Успокойтесь, Пардон. Продолжайте свой рассказ.

Мне хотелось, чтобы господин Дандюран его послушал.

Итак, вы с сестрой уселись у секретера в гостиной и осмотрели документы. Там находились, вероятно, деловые бумаги, квитанции, арендные договора, счета…

– Мы нашли там также и письма…

Произнося эти слова, Жерар следил взглядом за бывшим адвокатом, словно опасаясь, что тот, несмотря на наручники, бросится на него.

– Любовные письма, верно?

В этот момент раздался голос Дандюрана:

– Минутку! Могу я осведомиться, что сейчас происходит: очная ставка?

– Именно так, господин Дандюран.

– В таком случае я прошу и требую, чтобы, в согласии с законом, здесь присутствовал мой адвокат.

– Кто ваш адвокат?

– Мэтр Планшар.

– Торранс!. Торранс!. – позвал Мегрэ. – Будь добр, пригласи сюда мэтра Планшара!. Хотя погоди. В это время он должен быть во Дворце правосудия.

– Он ведет дело в Одиннадцатой палате, – уточнил месье Шарль.

– Беги в Одиннадцатую палату и приведи его сюда.

Если слушание дела его подзащитного еще не началось, попроси его отложить заседание. От моего имени.

Около получаса в кабинете Мегрэ царило безмолвие, и малейшее движение вспугивало тишину, подобно камешку, брошенному в пруд.

– Садитесь, мэтр Планшар… Не скрою от вас, что я намерен просить следователя выдвинуть против вашего клиента обвинение в умышленном и преднамеренном убийстве… Мы вас слушаем, Пардон. Вы говорили о найденных любовных письмах. Если я не ошибаюсь, речь идет о письмах пятнадцатилетней давности.

– Не знаю. На них не было даты…

Адвокат торжествующе улыбнулся и принял значительную позу, словно находился в суде присяжных. Мегрэ повернулся к Спенсеру Отсу:

– Помните наше посещение той уродливой мэрии в

Бур-ла-Рене?

Потом обратился к Жерару:

– Так что же говорилось в этих письмах? Постойте.

Сначала установим одно существенное обстоятельство.

Оценив важность этих документов, ваша сестра решила вручить их мне, перед тем как отдаться в руки правосудия, не так ли? Она положила их в свою сумку вместе с другими деловыми бумагами, находившимися до этого в секретере, так?

– Да.

– Если дело обстоит именно так, – вмешался адвокат

Планшар, обращаясь к Мегрэ, – то я прошу предъявить эти документы.

– Немножко терпения, мэтр.

Мегрэ поймал двусмысленную усмешку на лице месье

Шарля.

– Не спешите радоваться, Дандюран! Я ведь знаю, что вы сумели овладеть этой чересчур уж компрометирующей вас перепиской и уничтожили ее. Однако не забывайте, что вы воспользовались моей минутной отлучкой для телефонного разговора, чтобы проникнуть в комнату госпожи

Буанэ. Ну, теперь мы вас слушаем, Жерар. Скажите нам сначала, дружок, как эти письма начинались.

– Словами «Моя дорогая».

– Я вас прерву снова, – сказал Мегрэ неожиданно озорным тоном. – Я не хотел бы, чтобы мой американский коллега составил себе превратные представления о любовных отношениях во Франции, и потому добавлю, что, когда эти письма писались, госпожа Буанэ была на пятнадцать лет моложе. Конечно, она была уже не первой свежести, но все же не успела еще превратиться в пугало с палкой, каким стала за последние годы. Сколько писем вы насчитали, Жерар?

– Около тридцати. По большей части это были записки:

«Завтра в три часа, ты знаешь где… Целую… Твой…»

– Они были подписаны?

– Буквой «Ш».

Месье Шарль, которому не предложили сесть, не спускал взгляда с молодого человека. Лицо его приобрело землистый оттенок, но он отнюдь не терял присутствия духа.

– Буква «Ш» еще ничего не доказывает, – возразил мэтр