Леонардо судорожно выдохнул, нескладно преломился в колене, склоняясь над одним из Совершенных. Бьющиеся в неостановимом треморе указательные пальцы трепетно и нежно, словно свершая нечто интимное, коснулись висков лежащего на полу, остальные пальцы легко, одними кончиками легли на скулы и щеки, большие застыли в воздухе. Воздух перед губами Леонардо шевельнулся, потревоженный слабым выдохом, рождавшим тяжелые, тягучие, значащие слова:
Пальцы Леонардо засветились нехорошей даже на вид смесью багрового с золотым цветом, кончики его указательных пальцев до первых фаланг погрузились в виски Совершенного, словно вплавлялись в растаявший на солнце пластилин. Совершенный вытянулся, ломко хрустнул всеми суставами и обмяк. А Леонардо, оживая на глазах, обретая естественный цвет лица и еще более ослепляющее сияя расплавом золота в глазах, встал с колена, развернул плечи, несколько раз сжал и распрямил пальцы. Между кончиков его пальцев проскочило несколько слабых фиолетовых искр. Леонардо хмуро и досадливо сдвинул брови.
— Нет. Не то, не то. Может быть этот порадует? Хотя вряд ли, алмазы редко находятся в навозе.
Леонардо склонился ко второму Совершенному. Когда он оставил его, он еще изменился — плечи стали видимо шире, гордо и надменно поднятая голова, глаза сверкают уже вовсе нестерпимым огнем пламени звезд, а от его фигуры веет неизмеримым могуществом и неимоверной мощью. Но на лице все то же хмурое и недовольное выражение.
— Может быть год был неудачный, все время шли дожди? Или хранили неправильно. Стоя и на свету. Столько мутного осадка! Кгха!
Леонардо еще раз глухо кашлянул, словно что-то сплевывая, дрянное и с гнилостным вкусом, невольно оглянулся — не услышал кто какую глупую неуместность он только что изрек. Затем огляделся более пристально. Ну как он и предполагал — перепланировка и материальная иллюзия. В действительности на третьем этаже не куцая площадка с одной единственной дверью, а привычно широкое помещение, вытянутое коротким конусом, острие которого упирается в закрытую дверь. Две двери по левой и правой сторонам помещения настежь распахнуты. Наиболее верное предположение, что это комнаты «выпитых» им Совершенных, приближенных и одновременно телохранителей Главы Гнезда. Интересно, Глава так же мерзок на вкус? Леонардо невольно передернуло. Да, Сила бурлит в нем, бескрайним океаном, но… Но вкус ее… Леонардо вспомни запах Совершенного, что томился в камере на минус третьем ярусе приората. Какой непередаваемый аромат! Какая гармоничная композиция запахов! Всего в меру — терпкости, легкости, сладостности. Да, особенно сладостности! Моя прелесть! Пока недостижимая им прелесть.
Леонардо сокрушенно вздохнул, одной рукой сломал-расстегнул серебряную фибулу плаща, сбрасывая его на пол — рванная тряпка, под ногами ей и место. Прижавшись к стене, осторожно заглянул в первую комнату, затем стремительно переместившись на другую сторону коридора, во вторую. Везде пусто и никого нет, что ожидаемо — давно бы выскочили, вон они тут — Леонардо покосился на иссушенные им тела Совершенных — какие боевитые. Аллахакбаровцы хреновы. О, Господь и Сила! А это кто еще такие? И почему им эпитететом название едкого корня?
Громко топая, буквально впечатывая подкованные каблуки сапог в пол, он вошел в одну из комнат. Беспорядочно разбросаны вещи, горшки со цветами перекосившись неустойчиво балансируют на подоконнике. Сами окна запечатаны толстостенными мощными ставнями. Пара картечных винтовалей лежит на взбудораженной разбросанными подушками и сбитым в комок одеялом широкой кровати без балдахина. Рядом с ними, почти сползшие на пол с перекидными ремнями бандольеры с толстыми тельцами патронов в петлях кармашков. Это хорошо. На пустом столе одиноко лежит неуклюжий массивностью и грубыми формами древний кремниевый револьвер. Леонардо взял его в руки, покрутил, примерился. Тяжелый, пружина для надвижения каморы барабана ствола явно слаба. Из-за попадания искр на порох возможен одновременный выстрел сразу из двух камор барабана одновременно. Дрянь, а не оружие! Леонардо бросил револьвер обратно на стол, одновременно с удовольствием вспоминая свои револьверы и одновременно жалея, что их с ним нет — они у Бруно. Вслушался в тишину за закрытой дверью.
Ничего, никакой реакции на создаваемый им шум. Хорошо, еще пара минут осмотра. Бумаг никаких нет ни на втором столе, ни на пюпитре у окна, ни в выдернутых им ящиках из огромного комода. Серая цветом и тоном, из плотного материала, дорожная одежда в раскрытом шкафу. Открытые впопыхах, с развороченным нутром баулы, оплетенные широкими толстыми ремнями. Отзвук от удара приклада дробовой винтовали в торцевую стену всюду однороден и глух — потайной двери тоже нет.