Целующие солнце

В беспокойных ночах, когда безумно чесались заживающие ожоги, а под бинтами на пояснице словно пекли картошку в углях адские черти, я все старался отделить ложные воспоминания от настоящих. И ложные воспоминания стирались, как карандашный рисунок под ластиком, оставляя после себя бледные линии, незавершенные наброски. А настоящие воспоминания, наоборот, расцветали новыми яркими красками, словно события многолетней давности происходили буквально вчера.

Зимой 2001 года я обнаружил, что стал знаменитым. В самом широком значении этого слова.

Мои фотографии на тему вечной любви всколыхнули всю страну. В редакцию журнала Владлена за месяц пришло столько писем, что мешки некуда было ставить. Одни люди стремились доказать, что настоящая, чистая, ничем не омраченная любовь существует. Другие люди вдохновились моими фотографиями на какие-то любовные подвиги и теперь желали выразить мне свое признание. Третьи просто сгладили кучу проблем со своими вторыми половинками и, опять же, считали, что тут помогли мои фотографии. Их накопилось сотни тысяч — людей по стране, которых зацепила тема любви и которые вдруг обнаружили, что могут любить и могут быть любимыми — и получать от этого удовольствие.

А однажды в январе, буквально сразу после нового года, ко мне домой пришла группа московских хиппи. Я еще не привык к внезапной популярности, поэтому просил Археолога или Аленку сообщать всем, что меня нет дома. Дверь открыл Археолог, который в душе всегда сам был хиппи, и поэтому не смог устоять и впустил делегацию на кухню.

Хиппи было четверо — две молодые девушки с открытыми чистыми глазами, в которых наивности было больше, чем разума, и двое мужчин лет за тридцать, с густой бородой каждый и неизменными ленточками, опоясывающими лоб.

Археолог мгновенно разложил на столе нехитрый хабар, состоящий из нарезанной колбасы, кусочков сала и хлеба, перьев лука и пива. В тесной кухоньке, мутной от пропитавшегося дымом воздуха, запыленной и, честно сказать, грязноватой, хиппи с их странными балахонами, увешанными значками, дивными прическами, цветастыми сумками, казались выдумкой, плодом воображения. Особенно на фоне реального, как батарея центрального отопления, Археолога.

Хиппи вежливо отказались от предложенных яств, и начали по очереди выражать свое почтение. Они считали, что я возродил движение хиппи, что с моей помощью любовь возродиться в своем первозданном виде, что, наконец, удалось стряхнуть с этого чистого понятия всю грязь, которой облепили ее за многие годы эксплуатации. Под конец восторженной беседы хиппи предложили называть любовную лихорадку — движением хиппи, и попросили денег на основание Фонда Чистой Любви. Я вежливо отказался от обоих предложений, и хиппи ушли, как мне показалось, разочарованными.

Любовной лихорадкой называли любое выступление флеш-мобберов по стране, будь то славный город Владивосток или не менее славный город Мурманск. В социальных сетях вроде «Одноклассников» или «ВКонтакте» возникли сотни групп под таким названием. Газеты и журналы подписывали мои фотографии не иначе как: «Еще одна фотография любовной лихорадки». Фразы «чистая любовь», «вечная любовь» и «любовная лихорадка» звучали из телепередач и радио едва ли не чаще, чем реклама какого-нибудь иностранного дезодоранта.

Мой сотовый взрывался от сотен звонков и смс. Я вдруг обнаружил, что уже не могу уделять время работе в интим-салоне, о чем сообщил Славику и Ане Захаровым. Впрочем, они тоже оказались под впечатлением от моих фотографий, и Славик, положив тяжелую руку мне на плечо, взял с меня торжественное обещание помочь ему на съемках фильма, к которому он собирался приступать уже летом.