ЦДЛ

Глава тридцать первая

Куравлёву казалось, что он переиграл Яковлева. Очаровал, вошёл в до­верие, приблизился к центру заговора, в котором тот, быть может, играл первостепенную роль.

К вечеру ему позвонил Бакланов, ещё один неопознанный заговорщик:

— Виктор Ильич, вы обещали подготовить воззвание. Через день состо­ится пленум партии. Хорошо бы к этому дню опубликовать послание.

— Напишу, Олег Дмитриевич, как обещал.

— Когда? — требовательно спросил Бакланов.

— К вечеру будет готово.

Он вернулся в свой кабинет. Глядя на рубиновую звезду, чувствуя её ма­гический свет, принялся писать. Он обращался к народу в час смертельной опасности. Все, что с такими трудами, такой молитвенной любовью возводи­лось народом, теперь, благодаря вредоносному Горбачёву, может погибнутьна радость врагам. Поносятся символы, ради которых умирали отцы, и они рыдают в своих могилах, слыша, как надругались над их Победой. Страну рассекут на части, и дружба народов превратится в ненависть русского и ук­раинца, татарина и белоруса. Заводы, краса и гордость Советов, пойдут с мо­лотка и достанутся ворам и стяжателям. Армия, бравшая мировые столицы, будет растерзана, и от неё останутся только парадные караульные роты. Врач станет брать за лечение баснословные деньги, а учитель примет ученика толь­ко за мзду. Народ, усыплённый колыбельными “перестройки”, должен оч­нуться, ударить по рукам губителям Родины. Пусть откажет в доверии тем, кто толкает страну в объятья врага. Пусть в единый строй защитников Роди­ны встанут космонавт и крестьянин, профессор и солдат, художник и метал­лург. Выше поднимем священное знамя Победы. Пусть от него в страхе от­шатнутся враги Советского Союза.

Куравлёв смотрел, как остывает на печатной машинке лист. Было чувст­во, что окончательно исчезает его писательская свобода, и теперь он навсег­да связан с заговорщиками, причём неизвестно, с какой их частью. Вынул из машинки листок. Позвонил Бакланову. Через несколько минут приехал по­мощник и увёз обращение. Вечером позвонил сам Бакланов:

— Отлично, Виктор Ильич! Через неделю обращение будет напечатано в “Советской России”. Свои подписи под воззванием, помимо вашей, поста­вят видные академики, боевые генералы, прославленные артисты. Не возра­жаете?

— Конечно, нет.

— Жму руку.

Куравлёв сидел, медленно понимая, что теперь, написав послание, он превратился из разведчика, ищущего заговор, в заговорщика.

Через неделю все центральные газеты вышли с обращением “Слово к народу”. Под обращением стояли имена академиков, разрабатывающих крылатые ракеты и подводные лодки. Генерала, выводившего полки из Аф­ганистана. Писателей-“деревенщиков” Распутина и Белова. Всего двенад­цать фамилий по числу апостолов.

Уже в дневной передаче Ельцин назвал обращение “плачем Ярославны” и пообещал всем подписантам по двенадцать лет тюрьмы.

— Это прямой призыв к свержению законной власти. Пусть наши ком­петентные органы расследуют это дело!

Демократические газеты откликнулись статьями, в которых говорилось о “коммунистическом реванше”, о призыве к восстанию.

— Опять вокзалы, телефон, телеграф? Опять разгон Учредительного со­брания? Опять ГУЛаг? — вопрошали газеты.

Куравлёв, не ожидавший столь бурного отклика, направился в ЦДЛ, ме­сто, где разносились слухи, выставлялись оценки, вскрывались подоплёки.

В Доме литераторов накануне Съезда писателей было людно. Съезжались делегаты из разных республик. Заказывали ужин, водку, сдвигали столы, об­нимались, произносили здравицы. Красавец Олжас Сулейменов из Казахста­на витиевато восхвалял своего собрата из Киргизии Чингиза Айтматова. Че­рез зал процокала каблучкам миловидная Нина Васильевна, свежая, пыш­ная, награждая всех сразу любящими васильковыми взорами.

Куравлёв едва нашёл место за столиком у дверей. И сразу же вынырнул из толпы Франк Дейч:

— Что ты, черт побери, наделал! Кто тебя дёрнул написать эту комму­нистическую агитку? Александр Николаевич в бешенстве. Он считает это ак­том предательства. Он хотел включить тебя в круг ближайших советников. Меня подвёл. Я ручался за тебя. Теперь ставь крест на себе! Не звезду, а крест, понял?

— Понял. Значит, я попал в точку. Бомба упала прямо в цель.

— О чём ты?

— Никогда ни за кого не ручайся.

— Иди ты к чёрту! — крикнул Франк Дейч и убежал.

Куравлёв пил вино, отвечал на приветствия. Из делегатов мало кто чи­тал обращение. Им было не до этого. Надо было лобызаться, дарить книги, выведывать сплетни о новом составе секретариата. Многие перед Куравлё­вым заискивали, ибо слух о предстоящем избрании уже разнёсся по ЦДЛ.

Он сидел, наблюдая, как сходятся писатели, как тесно становится за од­ним столом и шумно подвигают другой. Как раскрасневшиеся официантки счастливо встречают давних знакомых.