Хотя и должен был занять российский престол старший брат
Не стало старшего сына – и мать поутихла, сделалась скорбной, вялой, глаза у нее угасли, исчез из них яростный глубинный свет, которого Николай всегда побаивался.
Хоть и постарела мать в одночасье, но не сдалась – невзлюбила Николая еще пуще.
Николай относился к этой нелюбви спокойно, как-то даже высказался: «Собака лает – караван идет», но с внутренней своей готовностью мигом развернуться к матери лицом и дать бой не расставался – старался держать себя в форме и не выбрасывал мать из головы даже тогда, когда начинал пить. Он мог выплеснуть ее устало из своего сознания вместе с шампанским или остатками «Слез Христа», но не делал этого: в крови Романовых, в генах уже триста лет сидело отвратительное ощущение опасности, заговора, отравы, тлело чувство борьбы друг с другом, и не всегда предметом борьбы был престол, часто Романовы просто боролись за свою жизнь.
Николай вздохнул. Нет, все-таки он несчастлив, глубоко несчастлив. Ну, какое может быть счастье, если в их семье происходит такой раздрай: мать люто ненавидит родного сына и настраивает свое окружение против него? Россия так же, как и его семья, находится в раздрае и никак не может помириться сама с собою. Да какое может быть счастье или хотя бы простейшее спокойствие, раз все подпалено и грозит взорваться, раз идет война, раз болен его любимый сын Алеша…
На Алексея уже было совершено покушение.
Царь чуть не застонал, вспомнив об этом: Алешка хоть подрос, но он всегда для отца был и будет маленьким, и вообще он – крохотная крупица в механизме такой огромной безжалостной машины, имя которой государство, и зернышку этому очень трудно уцелеть.
Царскую семью издавна, еще при отце Николая, Александре Третьем, обслуживала персональная яхта «Штандарт». Название судна соответствовало действительности: яхта ходила под личным царским штандартом. Была она справная, со стремительным, хищным телом, изящными очертаниями, способная быстро набрать хорошую скорость, верткая, с малой осадкой – сделали ее талантливые руки, командовал яхтой контр-адмирал Чагин.
Алеша на «Штандарт» тянулся – он вообще тянулся к военным, к оружию, в нем начал проклевываться солдат, и это радовало отца, но находиться на «Штандарте» постоянно царь не мог, поэтому царь попросил Чагина, чтобы тот прислал в Царское Село двух матросов. Специально для Алеши – пусть рассказывают наследнику о флоте, о кораблях, о нравах, существующих на море, о том, кто такой боцман, кто дед, как зовут там старших механиков – машинных богов, а кто – штурман, что такое рынд-булинь и чем отличается ют от клотика, а киль от топовых огней
Вскоре эти матросы прибыли – крупнотелые, добродушные, с сединой в висках. Их оформили в Царском Селе садовыми рабочими – таков был порядок, всех, кто впервые появлялся в царском окружении, вначале проверяли, давали работу вне дома, а уж потом приближали… С чагинскими матросами поступили точно так же. Пройдут испытание – будут допущены в апартаменты.
Однажды Алеша играл в саду. Сад при дворе имелся великолепный, хорошо ухоженный, на него добрую сотню лет потратили специалисты, нанимаемые для этих целей в Англии, с Алексеем находился камердинер – внимательный, молчаливый человек.
Неподалеку находились и чагинские матросы – переговариваясь, они занимались обрезкой кустов. Ощипки, сухие хвосты матросы собирали в небольшие стожки, чтобы затем вынести за ограду и там сжечь.
При появлении наследника говор матросов стал тише. Алексей, занятый своими делами, минут десять возился в траве, потом пошел к матросам.
И тут случилось что-то необъяснимое, страшное: один из матросов, держа перед собой кривой садовый нож, будто турецкий ятаган, неожиданно кинулся на наследника. Наследник вскрикнул, отпрыгнул от тяжелого, неповоротливого матроса в сторону, увернулся от ножа – тот рассек им воздух, нож мелькнул молнией вторично, наследник увернулся от ножа и во второй раз.