Пуришкевич поморщился, но ничего не сказал Лазоверту.
Когда он приехал во дворец Юсупова, заговорщики были уже там. Юсупов демонстративно щелкнул крышкой часов.
– Начинаем операцию! – скомандовал великий князь Дмитрий Павлович.
Распутин в этот вечер лег спать не раздеваясь, нарядный, в роскошных штанах и любимой своей рубахе, расшитой васильками, предупредил Дуняшку, чтобы до двенадцати не будила и не подзывала к телефону.
У Дуняшки неожиданно плаксиво скривилось лицо:
– Ай куда идтить ночью надумали? Пить небось?
– Есть одно дельце, – неопределенно пробормотал Распутин.
– Может, не надо? Это…
– Что «ето»? – передразнил Дуняшку Распутин, побрызгал себе на бороду из пузырька чем-то душистым – особыми пахучими каплями, которые давал «старцу» доктор Бадмаев. Это был не одеколон (О де Колон) и не душистая брюссельская вода, а что-то еще. Что – Дуняшка не знала. – «Ето»…
– Боюсь я за вас!
– Сегодня можешь не бояться.
– Ну как же… – Дуняшка приподняла одно плотное, круглое, пахнущее кухней и потом плечо. – Времена страшные наступили.
– Война, – пробормотал Распутин и снова побрызгал себе на бороду душистой жидкостью – верный признак того, что «старец» готовится к встрече с дамой и очень хочет ей понравиться.
Если бы его спросили сейчас, как он относится к Феликсу Юсупову, Распутин ответил бы коротко: «А никак!» Он действительно относился к Юсупову никак, хотя при встречах обхаживал его, говорил добрые слова – делал это «старец» в расчете подобраться к богатствам Юсупова и к его жене Ирине, – а так ни зла не было в этих отношениях, ни симпатии.
В свое время Распутин был против женитьбы Феликса на ослепительной Ирине Романовой. Ирина, великая княжна, племянница царя, очень нравилась «старцу», так нравилась, что во рту у него становилось сухо при мыслях об Ирине, Распутин шипел, словно перекипяченный чайник, щурился сладко, но к Ирине приблизиться боялся – она находилась за той самой чертой, за которой находились и государыня Александра Федоровна, и Вырубова. Вот если бы Ирина сама захотела познакомиться с ним поближе…
На это «старец» и рассчитывал.
Но Ирина упорно не замечала Распутина, и это злило его, вызывало некое щемление в сердце и желание во что бы то ни стало изгнать из нее беса. Не может быть, чтобы в такой красивой женщине не сидел бес!
Когда Феликс посватался к Ирине, «старец» не замедлил приехать к Александре Федоровне.
– А Феликс-то – порченый, – объявил он царице, – вынужден тебя, матушка, предупредить об этом.
– Ничего не понимаю, – проговорила та обеспокоенно, – что за порча? В чем?
– Я его лечил.
– И-и… что за болезнь?
– Болезнь, конечно, не самая страшная, но деток у него может не быть, вот какая досада.
Александра Федоровна, услышав это, невольно покраснела, потом, морщась, потерла пальцами виски – вначале один висок, потом второй, затем взялась за голову обеими руками.
– И-и… Что же делать, отец Григорий?
– Как что? Подбирать другого жениха.
– И-и… – Александра Федоровна, продолжая мученически морщиться, повертела одной рукой в воздухе.
– Мама, я знаю, что говорю, – немного раздраженно, но продолжая сохранять прежний легкий тон, проговорил Распутин, – я его лечил. От этого самого… – Распутин так же, как и царица, повертел рукой в воздухе, потом показал рукой себе на задницу. О том, что этот жест неприличен, Распутин не думал. – Извиняй меня, конечно, мама, но не надо было Феликсу увлекаться мальчиками, тогда бы и лечить не пришлось.
– Боже, какая грязь! – не выдержав, воскликнула царица. – Кто подскажет, куда от всего этого спрятаться?
Распутин насупился.
– Не веришь, значит, мне?
– Верю, верю, но…
Романовы размышляли над предостережением Распутина довольно долго и, честно говоря, начали даже колебаться: а вдруг Феликс действительно порченый? Но устоять перед богатством Юсуповых не могли. Деньги в таких случаях всегда брали и будут брать верх. Богатство Юсуповых было больше богатства Романовых. Ирина вышла замуж за Феликса. С Феликсом Юсуповым все было в порядке, напрасно «старец» говорил, что у него не будет «деток», – у Юсуповых вскоре родилась дочь.
Но вот какая штука – Ирина Юсупова всюду, где бы ни находилась, ощущала на себе взгляд «старца»: в Москве и в Крыму, в Финляндии, на даче среди великолепных местных озер, и в Курской губернии, в личном имении Феликса. Она никак не могла от этого взгляда отделаться, жаловалась мужу и просила его:
– Ну сделай же что-нибудь! Я ненавижу этого старика!
Феликс обещал, но никаких шагов пока не предпринимал – знал, насколько влиятелен и изворотлив «старец». Однажды он пожаловался Дмитрию Павловичу:
– Распутин как угорь, пока в задницу пробку ему не вставят да не расплющат голову веслом, он все будет вертеться да к воде ползти. А как в воду втиснется, так и улизнет.