Читаем Царский угодник полностью

В щель приоткрытой двери были видны лица собравшихся. Всего к Распутину пришло семь человек. Приведу несколько строчек из записей Феликса Юсупова: «Лица у всех были неприятные. У четверых был, несомненно, ярко выраженный еврейский тип; трое других, до странности похожие между собой, были белобрысые, с красными лицами и маленькими глазками. Одного из них, как мне показалось, я где-то видел, но не мог вспомнить, где именно. Одеты они все были скромно; некоторые из них сидели, не снимая пальто».

Князь отметил про себя, что он увидел в этот момент совершенно нового Распутина: «старец» преобразился, стал важным, в нем даже появилась некая царственность, величественность, что ли, а поскольку это никак не сочеталось с его мужицким видом, с черной неопрятной бородой и непричесанными волосами, то выглядел он зловеще, нелепо. Юсупова передернуло от того, что он сумел подсмотреть в приоткрытую дверь кабинета.

«А ведь это же шпионы, самые настоящие шпионы, это их сборище», – вновь подумал он с болью, с неким внутренним неверием в то, что видел. А ведь и он мог оказаться причастным к этому сборищу. Юсупов даже встряхнулся – то ли сбрасывал с себя наваждение, то ли его просто пробила холодная дрожь, лицо князя скривилось от внутреннего отвращения, Юсупов понял, что его сейчас может вырвать, и он поспешно прикрыл дверь кабинета.

Надо было действовать. Гадливое чувство, словно он прикоснулся к гниющему трупу, не проходило. Перед глазами кроме важного и самодовольного лица Распутина маячил еще маленький золотистый огонек лампады, зажженной перед иконой Спасителя, накрытой большим, с вышитым рисунком рушником. Юсупов, поморщившись, втянул сквозь сжатые зубы воздух, потряс головой ошеломленно: как же в Распутине сочетается все это вместе?

Бог и шпионские дела, нечистая сила и тяга к России, заигрыванья с аристократами и любовь к немцам… «Вумные они очень и бережливые», – вспомнил Юсупов одну из фраз Распутина о немцах, снова потряс головой, словно бы опалился о жаркий огонь.

Если бы можно было выйти из квартиры незамеченным, он немедленно бы покинул распутинский дом, но для того, чтобы выбраться отсюда, надо было обязательно пройти через столовую, в которой сидели распутинские гости, а встречаться с ними у Юсупова не было никакого желания.

Он стал ждать. «Уж не Зелененькие ли это, о которых говорил “старец”?»

Гадливое чувство не проходило. Юсупов опустился в жесткое, покрытое какой-то вытертой крестьянской дерюжкой кресло и погрузился в мрачные раздумья.

«Старец» появился минут через двадцать, оживленный, с просветленным взглядом, помолодевший, энергично потер руки, словно чувствовал запах чего-то очень вкусного.

– Извиняй меня, Феликс, – сказал он, – тут такие дела, такие дела…

– Какие, Григорий Ефимович? – спокойно спросил Юсупов.

– Дымные. Скоро о них узнаешь сам, без меня. Очень скоро.

– Может, расскажете?

– Рано еще, Феликс. Подожди немного – и ты, повторяю, все узнаешь сам.

Когда Юсупов покидал темную, непривычно тихую распутинскую квартиру, «старец», хитро сощурив глаза, неожиданно спросил:

– Феликс, а где твоя Ирина?

– В Крыму. Отдыхает в нашем имении.

– Приедет скоро?

– Скоро!

– Когда ты меня с ней познакомишь, Феликс? Обещал ведь.

– Вот как приедет, тогда и познакомлю.

В тот вечер Феликс Юсупов окончательно принял решение – «старца» надо убрать, и чем быстрее, тем лучше.

– Это же гнида, гнида, гнида! Вошь на теле России, которую надо обязательно раздавить! – бормотал он будто в бреду.

Он долго сидел у себя в кабинете, размышляя над списком из нескольких имен – эти люди могли бы принять участие в ликвидации «старца». И были они, как разумел Феликс Юсупов, людьми верными.

Список состоял из десяти фамилий – в основном первого ряда. Что ни имя – то обязательно целая история и всероссийская известность. Состояние гнева, злой растерянности и вместе с ними – досады на то, что «старец» свил свое гнездо под носом у царя, не проходило. И вот какой мерзавец – собирается свергнуть своего светлейшего покровителя! Юсупов не выдержал, рассмеялся. Смех этот был нервным. Поразмышляв, Феликс вычеркнул из списка одну фамилию, потом вторую, третью. Осталось семь фамилий.

– Чем меньше – тем лучше, – пробормотал он, – но оставлять надо не менее четырех человек. Меньшей компанией нечистую силу не угрохать.

Кроме лиц первого ряда, должны быть лица ряда второго, помощники. Юсупов разделил лист бумаги по вертикали, справа написал еще несколько фамилий. Здесь их было меньше, чем в списке левого ряда, – все-таки Юсупов знал лучше людей своего круга.

– С Ириной познакомиться захотел, – зло хмыкнул Юсупов, вспомнив о просьбе Распутина, – познакомь козла с капустой… Ну, козел, ну, козел! – Лицо Юсупова, темное, с ровными, чистыми от бритвы похудевшими щеками, внезапно посветлело, он вновь не сдержал злой усмешки. – А что, раз это чудовище хочет познакомиться с Ириной, я это устрою… Я это обязательно устрою!

В голове его уже рождался план. План конкретных действий: как убить Распутина?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза