Царский угодник

И вдруг она поперхнулась, словно бы у нее перехватило горло, что-то сдавило грудь, отрубило дыхание. Распутин все-таки довел затеянное до конца, расстегнул штаны и показал собравшимся то, что хотел показать.

– Это не Распутин, это не Распутин! – закричал немедленно примчавшийся из своего кабинета хозяин «Яра» Судаков.

– А кто же я, по-твоему? – обиженно взревел «старец».

– Самозванец!

– Я самозванец? – Распутин тряхнул причиндалом, приподнимая его. – Дак кто еще в России, кроме меня, обладает таким богатством?

Он был оскорблен до глубины души.

– Это не Распутин, это совсем другой человек! – продолжал верещать Судаков.

– Я не Распутин? Да папа вам за меня все головы поотрывает! Я Распутин, я!

Кагульский, будучи человеком трусливым, пробовал увести Распутина, но тот с такой силой двинул издателя в низ живота, что Кагульский икнул задавленно и глаза у него поползли на лоб. Щеки обмокрились обильными слезами.

– Я не Распутин? – продолжал бушевать «старец». – Тогда кто же Распутин? А? Покажите мне этого человека! – Он грозно глянул на Судакова. – Одна великосветская змеюка мне только что талдычила, что Распутин – это не я, теперь ты, сучий потрох, талдычишь?

Компания офицеров весело ржала, глядя на устроенное Распутиным представление. Кагульский, стирая слезы с глаз – платок от обильного потока сделался мокрым, и он выжал его в пустую тарелку, – шептал огорченно:

– Вот дурак! Ох, старый дурак!

Непонятно было, о ком это он так отзывается – о себе самом, о Распутине или еще о ком-то.

– Тьфу! – наконец плюнул на собравшихся Распутин, сделал приветственный знак офицерам – вас я, дескать, не трогаю, вас я очень уважаю, и пошел к своему столу.

Причиндал его действительно был велик и уродлив. Распутин на ходу пробовал загнать его в штаны, но не тут-то было – Гришка со своим «достоинством» не справился. Вдобавок ко всему ему захотелось помочиться, и вялый причиндал его неожиданно ожил.

– Во! – торжествующе вскричал «старец». – Вот каким богатством я обладаю! – Он повернулся к залу, показал, чем обладает. – На него ведро можно вешать! А теперь домой! – скомандовал он, скрутил причиндал, ухватил покрепче рукой и точным посылом, будто опытный футболист, загнал его в ширинку.

Чтобы уложить его получше в штанах, руки Распутин засунул в ширинку чуть ли не по локоть.

– Заигрался, – сказал «старец» довольно, подходя к своему столу.

В общем, он дал пищу для разговоров не только в Москве, но и в Петрограде, но конечно же больше в Москве, где его знали хуже, чем в столице Российского государства.

А за столом продолжала нести свою трудовую вахту Анисья Ивановна, она «добивала» уже последнее блюдо и поглядывала жадно, что бы еще съесть? Распутин вскричал грубо:

– Все жрешь, старая лярва?

Анисья Ивановна на этот раз на окрик среагировала, подняла на Распутина выцветшие глаза, высморкалась в салфетку.

– Благослови, Гришенька!

– Благословляю, – небрежно бросил Распутин и с маху опустился на стул, чуть не развалив его. Зад у Распутина был костляв, мускулист и силен.

Через несколько минут рядом с ним оказалась Роза, воскликнула с жаром и интересом:

– Ну и концерт!

– Что, понравилось? – лениво спросил Распутин.

– Не то слово!

– Я такой, – сказал «старец». – Дай мне выпить!

– Вина или водки?

– Дай моей любимой… мадеры. Слаще мадеры нет вина на белом свете.

Роза подала ему бутылку. Распутин привычно раскрутил ее, быстро расправился с содержимым, вытер губы и остро глянул на Розу.

– А тебе, милая, что-то ведь надо от меня… Верно?

– Надо, – призналась Роза.

– Что именно?

– Да отца с матерью у меня выслали в Сибирь.

– Эвон… – Распутин задумался. – Только-то и всего? В чем же их обвинили?

– В том, что они – немецкие шпионы.

– Это у нас умеют ляпать быстро. На фронте только побеждать не умеют.

Роза шмыгнула носом, лицо у нее расстроенно поползло в сторону.

– Мои бедные папа и мама…

– Ладно, не трать слезы попусту, побереги для другого случая.

– Хорошо, хорошо, – поспешно проговорила Роза и по-ребячьи, кулаками, отерла глаза. – Уже не плачу!

– Родителей твоих я вытащу, это для меня тьфу! – сказал Распутин. – А ты не плачь. Вообще никогда не плачь… Когда ты плачешь – выглядишь плохо. И совсем другое дело – когда улыбаешься.

– Я буду стараться улыбаться. – И Роза заулыбалась ослепительно, незамедлительно показав все свои чистые, влажно поблескивающие зубы, все тридцать два зуба. – Я буду красивой. – Покосилась на Анисью Ивановну и проговорила удивленно: – Все ест и ест…

– Ничего, скоро перестанет, – заметил Распутин, – с последним сейчас расправится, а дальше все, тю-тю… Пусто! Резерва у нее нет,

– Еще закажет.

Распутин подумал немного и отнесся к словам Розы одобрительно.

– А что? Можно и заказать! – воскликнул он. – Я могу это сделать. За свои деньги, если уж на то пошло…

– Зачем?

– А пусть один раз обтрескается, брюхо свое превратит в бочку – потом меньше есть будет. Проверенная метода.

– М-да, – произнесла Роза удивленно. – И куда у нее все вмещается?