Царская сабля

– Да ты не бойся, – похлопал его князь по плечу. – Я тебя не гоню. Пока жилище себе подберешь, можешь у меня оставаться и в моей трапезной столоваться. Поверь моему чутью, недолго тебе тут задерживаться. Скоро поедешь в права владения вступать, на новом месте устраиваться. Там, глядишь, уже я к тебе в гости наезжать стану.

– Всегда с радостью встречу, княже!

– Ты сперва отстройся, – рассмеялся Михайло Воротынский. – В субботу на обедне царь тебя видеть желает. А до того времени – свободен.

Огорошенный таким приказом, Басарга два дня мучился, не в силах думать ни о чем, кроме своей Мирославы. Видеть ее, как ни позорно это звучало, ему хотелось намного сильнее, нежели правителя всея Руси. Но – долг чести предписывал идти на службу в Кремль, а не в ставшую столь привычной Знаменскую церковь. Ему не хотелось ни пить, ни есть, друзьям он отвечал невпопад, про необходимость съезжать из дворца позабыл начисто. Даже не похвастался ни перед кем жалованным поместьем.

И все же долг победил: в субботу Иосифова дня[33], привычно следуя за князем Воротынским, он отправился в Кремль, где, не заходя во дворец, остановился в общей толпе, вытянувшейся от крыльца Грановитой палаты до самого Успенского собора. Толпа эта состояла сплошь из знати: князей, думных бояр, ханов поволжских, тверских и камских. Просто бояр родовитых и то по пальцам пересчитать. Однако такое окружение Басаргу ничуть не трогало. Мысленно он был совсем в другом месте и в другой церкви. Как вдруг боярский сын ощутил нечто, кольнувшее его в самую душу, повернул голову… И увидел ее, княжну Мирославу, стоящую напротив, по ту сторону расчищенного дворней прохода, позади братьев Шуйских и их отца!

У молодого воина перехватило дыхание. Он вытянул шею, стараясь рассмотреть любимую получше. Княжна почувствовала его пристальный взгляд, одними глазами стрельнула в ответ, зарумянилась и тут же опустила лицо долу.

Часы на Фроловской[34] башне ударили полдень, в тот же миг распахнулись двери, на крыльцо вышел государь – в подбитой соболями парчовой шубе, в высокой бобровой шапке и алых лайковых сапогах. Под руку с ним шла царица Анастасия – тоже в тяжелой шубе, распираемой снизу множеством юбок, в высоком кокошнике, усыпанном самоцветами и прикрытом тонкой жемчужной понизью. Одеяние оказалось столь тяжелым, что под руки женщину поддерживали две служанки.

Спустившись со ступеней, Иоанн вдруг остановился, поманил кого-то рукой:

– Боярин Басарга, сын Леонтьев, поди сюда.

– Чего застыл? Иди. – Князь Михайло пихнул локтем в бок не поверившего своим ушам воина. – Царь ждать не любит.

Басарга рванулся вперед, расталкивая князей и ханов, скинул шапку, склонился в поясном поклоне:

– Твой слуга, государь!

– Вот, Настенька, сие и есть тот удалец, о коем я тебе сказывал, – погладил ладонь супруги Иоанн. – Сражается за дело православное, на раны невзирая, пока в полном изнеможении с поля бранного не унесут. Вот на таких храбрых витязях и стоит в веках незыблемой земля русская.

– Выпрямись, боярин Басарга, дай взглянуть на тебя. – Голос царицы звучал слабо, но приятно. Переливчато, словно весенняя капель. Анастасия провела ладонью по щеке молодого воина: – Славный юноша, побольше бы таких… – Она трехкратно расцеловала Басаргу, легко касаясь его щек губами, и вернулась к мужу, крепко взявшись за его локоток.

– Иди за мной, – кивнул Басарге Иоанн.

Государева свита недовольно зашумела, когда безродный чужак попытался втиснуться между князьями и царем, но Иоанн, чуть повысив голос, прикрикнул:

– А ну, не балуй! То мой слуга, и он мне рядом надобен! – И гул сразу утих.

Царствующая пара со свитой двинулась дальше, но через несколько шагов Иоанн остановился снова:

– Кого я вижу ныне! Княжна Мирослава Шуйская! Знаю я о подвиге твоем, как ты гонца моего, подьячего Басаргу, от злых татей увезла с поля бранного и в Москву доставила. – Толпа, отделявшая царя от замеченной им девушки, разошлась, открывая смущенную героиню. – Славная наследница рода князей Шуйских выросла. Таковыми дочерьми, князь Петр, гордиться не менее, чем сыновьями, можно!

– Твои слуги, государь, – склонил голову князь Петр Шуйский, и Басарга чуть не застонал от неожиданности: Мирослава оказалась дочерью того самого князя, которого он спьяну попытался пересидеть местом на пиру у Михайлы Воротынского! Никакого снисхождения от этого родителя ему ждать не стоило. Лучше, наоборот, вообще никогда на глаза не попадаться…

– Достойная дочь достойного рода, – в задумчивости продолжил Иоанн. – А не отдашь ли ее моей жене в кравчии?[35] Я так мыслю, полагаться на нее мы можем всецело. Преданность столу царскому она уже доказала.

– Но… государь… – запинаясь, пробормотал князь. – Она… Она еще девица… незамужняя…

Терзания Петра Шуйского можно было понять. Должность кравчей – самая почетная и высокая в свите царицы. По месту – никого старше не бывает. Как же от такого почета и влияния при дворе отказаться?

Однако по обычаю службу при государыне замужние женщины несут, а не невинные девушки…

Хотя – обычай обычаем, ан закона, сие запрещающего, нет.