Царевна

Он метался со своим отрядом по окрестностям, резал турецких фуражиров, уничтожал мелкие отряды, убивал разведчиков, но что бы ни делал, чем бы ни занимался — словно небо над головой сияли в его душе ясные глаза панны Басеньки. Мы ведь сражаемся не за абстрактную идею, нет. За своих родных и близких.

За тебя, любимая.

* * *

Примерно то же думал и Ян Собесский.

Первый штурм туркам не удался, более того, их откинули даже от Нового замка, хоть куртина и походила теперь более всего на кучу камней, а несколько пушек взорвались…

Теперь они будут осаждать Каменец. Рыть подкопы, подводить мины… продержаться бы. Ров заполнен водой. Конечно, турки могут построить плотину выше по течению и отвести воду… а могут и не отвести.

Володыевский за стенами крепости, он справится там. Ян же обязан справиться здесь.

И встают перед глазами черные очи Марии, Марысеньки, любимой…

Она верит в него, она его любит, так что не сможет он сложить здесь свою голову. Победить надобно…

Бог весть, подойдут ли русские и когда это будет. А до тех пор — держаться и драться…

Он не был бы так спокоен, коли знал бы, что сейчас среди шляхты стремительно распространяется страшный слух. Марфа предложила, а Софьины девушки творчески переработали и запустили слух, что его Марыся сейчас зарабатывает для мужа деньги и отряды во Франции… да-да, кто бы мог подумать!

Тем самым способом!

Но она ведь не невинная девушка, так что…

Да и французский король мужчина в самом соку, и куда моложе ее супруга… а говорят, у короля еще и брат есть, и она и с ним тоже, а то и все втроем, вместе… но тс-с-с-с-с!

Разумеется, все это наглое вранье! Никто никогда не поверит! Такая достойная дама…

Кругом одни мерзавцы и сплетники, вот!

* * *

Степан хлопнул стакан горилки, мрачно закусил огурцом.

Нельзя сказать, что дела его были плохи, но что не особливо хороши — так точно.

С распростертыми объятиями его по станицам не принимали, факт. Но и не гнали ведь. Выслушивали, размышляли.

И сейчас стрелки весов колебались. Все поставлено было на карту. Коли вернется Петр из похода, с добычей вернется, с удачей молодецкой — так и останется он гетманом. И тогда Степану воевать придется за это место.

А не хотелось бы.

Ни к чему.

С другой стороны, коли Дорошенко разобьют… вот тут могут казаки и под руку русского царя встать. Тут им прямо сам Бог велел Степана кликнуть гетманом и защиты просить. А то как?

Круль польский такой наглости не простит — идти его воевать. И с ответным визитом явиться может.

Так что все зависело от поляков.

Степан же объехал всех, кого мог, закинул все крючки…

Особливо порадовала его встреча с Иваном Сирко. Кошевой атаман войска запорожского Петра Дорошенко терпеть не мог за его продажность — и того хуже, за принятие турецкой власти над собой. Иван-от всю жизнь басурман бил, чтобы теперь какой-то гад перед ними на колени пал? Булавы гетманской за-ради?! Ничтожество!

К сему мигу разругались они с Дорошенко окончательно и бил его Иван где мог, бил в хвост и в гриву, мрачно задумываясь, что придется ему сделать то, от чего характерник сам всю жизнь бегал. А именно — самому попытаться взять ту булаву — и будь что будет.

А не хотелось.

Так что Степан Разин Ивану пришелся как нельзя более к месту. Обещал мужчина порасспрашивать, а как убедится, что Степан действительно может сделать обещанное и впрямь поддерживает его царевич русский…

Тут и самому не грех под Степановы знамена встать. И людей за собой привести.

А Иван Сирко на Сечи фигура. Даже более чем Дорошенко. Коли договорятся они — остальным места уж не будет. Но — требовалось время.

Степану сейчас оставалось только ждать — и думать о своей Татьяне.

А что?

Любить — так королевну!

И надобно Алексею Алексеевичу отписать.

Все теперь от него зависит.

* * *

Поль Мелье принял у служанки чашечку горячего кофе. Коснулся ее края губами, втянул ноздрями горьковатый запах.

Конечно, не вино, но во всем городе, во всем Азове и капли никому не нальют.

Ромодановский запретил, а то как же! Двадцать тысяч пьяных мужиков — это страшно. Да еще десять тысяч по степи сейчас гуляют. А еще ведь и пленные есть.

Вот как эта служанка.

Баб боярин не запрещал, понимал, что к чему. А вот вино — нельзя.

Ему предстояла сложная задача.

Да, теперь он капитан, аккурат на той самой галере, на которой раньше веслами греб. Боцманом его не назначили — сказали, опыта много. Так вот мечта и сбылась, посреди чужого моря, рядом с чужими людьми…

И ему надобно подобрать и гребцов, и команду, и оснастить ее…

А кому ж еще?

Капитан погиб тогда, да и вообще — откуда тут капитаны. А он все-таки много чего умеет… чего уж там, частенько и вместо капитана курс считал, и по звездам шел. А что делать, коли капитан был хоть и дворянином, а тупым как пробка. Купили ему эту должность — он и пользовался. А жить-то хотелось, вот Поль и делал все что мог — сам.

Вроде как потихоньку народ подбирался. Да и русские оказались вовсе не так глупы. Зато работали они не за страх, а за совесть, гребли без ругательств и жалоб, потихоньку осваивали паруса…