Царевна

— Не возись тут долго. Золото в общий мешок ссыпь — и пошли.

— Сейчас, погоди, Фома. Глянь, шарф какой…

— Да к чему тебе тот шарф?

— Тебе ни к чему. А я Дуньке в подарок возьму, знаешь, как рада будет…

Русские?! Родные?!

СВОИ!!!

Таня почти вылетела из-под ковра — и рыдая, повисла на шее у первого же воина.

— Родненькие вы мои!!!

Мужчины переглянулись. Глупой девчонке было и невдомек, что ее едва не рубанули саблей, приняв за местную девку, — спасла копна соломенных волос, не бывает таких у татарок. А уж потом…

Мужчина, за которого цеплялась Танюшка, мягко отстранил ее.

— Ну-ка, девка, вытри слезы. Ты откуда?

— Из Опалихи… деревенька так наша звалась…

— Давно в рабстве-то?

— Да уж четыре года тому…

Мужчины переглянулись.

— Ага. Ну вот, ты тут одевайся как следует, собирай свои вещи да на улицу выходи. Государь наш, Алексей Алексеевич, войска послал, Азов взяли. Таперича всех, кого освободили, спервоначала туда отправят, а уж опосля домой.

— Нет у меня дома, пожгли тогда нехристи нашу деревеньку…

Русские слова вспоминались чуть с трудом, почитай, сколько времени она не говорила так. Разве что ночью, на звезды глядя, молитвы шептать осмеливалась — и то тихо-тихо, чтоб не услышали супостаты.

— И о том не беспокойся, на улице не останешься, государь милостив. Поедешь в Царицын, там тебе место найдут… ежели замуж по дороге не выскочишь. Так что собирайся, да обувку получше возьми, дорога долгая…

Воин был чем-то очень похож на Таниного отца — те же светлые волосы, голубые глаза, добрая улыбка…

Мужчины вышли, а Таня заметалась по шатру, лихорадочно собирая вещи. Сапожки бы, да откуда… а можно у хозяйского сына обувку взять, пусть и великовата, да ноги обмотаем тряпками — сойдет. Платье, опять же, и на сменку. И главное — золотые в мешочке. Знала она, где хозяин их зарыл, вот так, на груди скрыть… что еще на родной сторонушке ее ждет?

Но нищенствовать она всяко не будет, а там и правда замуж выйдет?

И пятнадцати минут не прошло, как она вышла на улицу — и едва в кровь не наступила. Лежал рядом с шатром ее хозяин — и из истыканного саблями брюха уж и кровь не текла, только мухи роились. Таня смотрела долго, с удовольствием, впитывала каждую подробность…

А потом плюнула на труп.

— Туда тебе и дорога, мразь!

Огляделась пристальнее…

Трупы валялись повсюду, но плакать по этому поводу Таня не собиралась, она бы и еще парочку добавила с удовольствием. Например, старшую хозяйскую жену, Хатию, которая постоянно отвешивала девушке пощечины за глупость и неумелость, а на самом деле просто ревнуя к мужу. По поселку споро сновали русские и башкиры, увязывая, что поценнее, и грузя на телеги. Теперь им предстоит путь в Азов, а там сдадут все по описи — и барахло, и рабов — и опять на охоту. Кое-что, конечно, пряталось по карманам, но без особого энтузиазма — не первое селение грабили, успели трофеев набрать. Да и знали, что карманы им никто выворачивать не будет. Ежели за что и будет ругаться Ордин-Нащокин, который занимался пленными, так это за обиду, учиненную православным. Но их-то и не обижали. А татары…

Пожировали?

Хватит!

Могли и прирезать, и позабавиться, и татарских женщин прямо на улице разложить да по кругу пустить… а чего, ежели кровь после схватки в жилах кипит?

Таня осторожно обходила такие развлечения, крадясь в тени шатров, пока не добралась до телег, где ей и кивнул один из русичей.

— Рабыня? Звать как?

— Таня, — попробовала женщина свое вернувшееся имя. Никогда она себя больше не позволит называть Тангуль. Никогда!

— Иди сюда, Танюшка, с детьми поедешь.

— С детьми?!

— А то ж, — мужчина улыбался. — Не убивать же малышню, а и оставлять тоже нельзя. Потому государь и распорядился — брать малышей на Русь и растить из них православных воинов.

Таня только ахнула.

— Из татарвы поганой?

— Так турки-то растят — из детей православных своих янычар. Чем мы хуже?

Таня пожала плечами. Безумный был разговор, но только для нее, а мужчина-то уже не первый раз и не первой бабе объяснял, смотрел даже чуть устало.

— Тебе все равно до Азова ехать — вот и отработай. Пригляди за малышней, сказки им расскажи, нашему языку поучи… справишься?

— Дома за малыми ходила…

— Ну и здесь походи, для родной земли же стараться будешь. А мы не обидим, я пригляжу.

— Спаси тебя Бог, дяденька. А как звать тебя?

— Федотом кличут. А прозвище — Оглобля.

Таня робко улыбнулась. Мужчина, и верно, чем-то похож был — длинный, весь в рост ушел, зато тощий, как щепка.

— Телегу мою запоминай, да вот этих детей…

Таня поглядела. Лежали в телеге трое малышей, почти грудных…

— Дяденька Федот, так не доедем мы с ними, молоко нужно…

— Сейчас поищу им чего. А ты садись пока, обустраивайся, ежели что еще понадобится — скажешь.

— А то как же, дяденька Федот. Молоко обязательно, тряпки на пеленки, без них никак, крупа хоть какая — кашу сварить…

— Будет.

И ушел в темноту. Таня неловко перекинула ногу через бортик телеги, полезла, подумала, что стоило б в шатер возвратиться за подушками. Но это она лучше дядьку Федота попросит, а сама сейчас отсюда ни за что не уйдет. Мало ли что, мало ли кто…