Царевна

А пока есть время, Петька сидел прямо перед кабинетом Ромодановского и пытался разобраться в книге со сложной арабской вязью. Да, умел царевичев воспитанник читать по-арабски. Ибрагим научил.

Петька еще когда понял, что любые знания лишними не бывают, и сейчас восстанавливал в своей голове сложные слова, пытаясь понять, что говорит Меджнун своей возлюбленной Лейле…

— Сидишь, читаешь, отрок?

Петька вскинул голову. Рядом с ним стоял и пристально глядел в книгу сам боярин Ромодановский. Воевода…

— Да, батюшка боярин…

— Смотрю, язык-от не русский?

— Сие — арабская письменность, государь…

— Можешь называть меня дядькой Григорием. Как-никак, ты царевичев воспитанник, так что урона чести моей от этого не будет.

— Невместно мне то, батюшка боярин. Все ж ты знатного рода…

— А то не знаю я, что вы между собой говорите? — Ромодановский вдруг весело улыбнулся. — Вам ведь царевич вместо отца стал, так что еще кто выше — поглядеть надобно. Разве нет?

Петька тоже так считал. В голове мальчишки прочно засела мысль, что выше защитника земли Русской и чина-то нет! Бояре?

Ну и что?

Хорошо, когда они умные да дельные! А коли просто шум да лай от них идет великий? Нет уж, не по чинам польза для земли православной считается. Но боярина Ромодановского стоило уважать — дельный человек. Так что Петька был предельно вежлив.

Боярин же смотрел на мальчишку, словно в первый раз увидел.

И что?

Сидит отрок, лет ему где-то семнадцать, не более. Худой, как щепка, светлые волосы на солнце выгорели, глаза голубые, лицо серьезное, пальцы тонкие, но с мозолями. Может и перо, и меч держать. Одет очень просто, но добротно. Рубашка из хорошего полотна, кафтанчик теплый, не заплата на заплате, сапожки крепкие, ремень кожаный. На поясе метательные ножи, рядом сабля лежит — только руку протяни. Но главное — глаза.

Внимательные, цепкие, умные — но страха в них нет. И преклонения, раболепствования — тоже. Глядит пристально, оценивает собеседника, просчитывает, что от него ждать…

Таких на Москве не найдешь. Что ж с ними царевич такое делает?

Ответ был прост. Ребятам показали, что с ними может случиться, из грязи вытащили — и научили думать. Главное — думать.

— Смотрю, многое вы знаете?

— Так надобно, батюшка боярин. Что за радость в глупом человеке?

— И то верно. Скажи, отрок, а что ты дальше делать будешь?

Петька даже удивился.

— Что государь царевич прикажет — то и буду.

— А к кому другому на службу пойти у тебя желания нет?

Петька замотал головой.

— Нет, батюшка боярин. Государь нам честь оказал, негоже нам неблагодарными быть.

— Даже так?

Но сильно Ромодановский не удивился. Он уже пытался прощупать нескольких ребят, думая, что и сам бы от таких помощников не отказался. Бумаги вести, опять же, вороватая дворня и управляющие — вечная проблема…

— И никак иначе, батюшка боярин.

— А коли государь вам прикажет к кому другому на службу пойти?

— Мы все исполним, как приказано.

Петька смотрел честно и искренне. Ромодановский и предположить не мог, что этот разговор был предвиден заранее. Да, такие кадры — редкость. Да, их будут пытаться перевербовать. Но в головы ребятам все время обучения вкладывалась одна и та же мысль. Больше, чем от царевича, они нигде не получат. Даже если вначале им дадут золотой, то расплатиться за него потребуют изумрудом. А царевич их ценит, поощряет… а уж когда государем станет… Так что…

Не добившись ничего иного, Ромодановский похлопал парня по плечу и отошел. А в голове у боярина была одна мысль — а царевич-то непрост.

Порох этот чудной, помощники, выращенные из бросовых — иначе и не скажешь — детей…

Да. Своих внуков тоже стоит в царевичеву школу пристроить. Такое образование, да еще боярское происхождение… они далеко пойдут при новом царе.

Великая вещь — образование.

* * *

В эту ночь султан держал совет с приближенными.

Мехмед был неглуп, просто его не столько интересовали государственные дела, сколько охота, гарем, развлечения… он был еще молод — этот тридцатилетний авджи, то есть охотник. Он воевал потому, что ему так подсказал великий визирь… а сейчас визиря не было.

Хотя рядом были и другие из старинного рода Кепрюлю. Шел с войском Мерзифонлу Кара Мустафа-паша. И именно на него обратил свой взор султан.

— Что скажете, правоверные?

Визирь и военачальники переглянулись. Ну что тут скажешь?

— Повелитель, подлые ляхи предприняли бесчестное нападение. Они атаковали нас на переправе, они обманом заманили моего брата в Жванец — и взорвали его, а потом напали на наше войско…

Султан молчал, но молчание это было опасным, пахнущим ядом и плахой. Наконец он разомкнул губы.

— Каковы наши потери?

— Около пяти тысяч человек.

— Лжешь, собака!

Селим Гирей сверкнул глазами, едва удерживаясь, чтобы не схватиться за плеть.

Мехмед поднял руку, заставляя союзника замолчать.

— Пять тысяч человек?

— Н-наших янычар.