– Ай, Сапыга, сукин сын. Сдал, – выругался про себя Прокофий Федотович. Надо брать все на себя, что отвести беду от семьи. Сапыга уже позаботился о своей скудной душеньке, предал ближнего, не думая, что кто-то осудит его за этот гнустный поступок, кто же меня упрекнёт, если стану на защиту своей семьи. Коли так, гори оно все синим пламенем и раскол их, и святые отцы, и отшельники скитские. Всех выдам и скиты, и кто на Москве тайные собрания учиняет. Никого щадить не буду. А Бог простит, еще не понятно, чья вера правильнее, – так рассуждал Прокофий Фёдорович, а по его щекам катились горькие слёзы, накатившие от обиды и разочарования.
Прямо у ворот разбойного приказа их встречал Емельян Федотович Басаргин.
Сегодня он одел новый кафтан и шапку, а кожаный ремень с петлями для ножен, оставил старый, но не раз проверенный в бою. Боярин Широковатый так же имел стремление принять участие в допросе.
Оба служивых царевны стояли у ворот и тихо разговаривали, а поговорить им было о чем. Царевна, идя навстречу патриарху, организовала карательную экспедицию на Вятку, что бы разорить раскольничий скит, и вытащить из него живого старца Симеона. В виду личной просьбы царевны, Фёдор Леонтьевич Шакловитый уступил это дело боярину Широковатому, а ему нужен доверенный человек, что исполнит волю царевны точь-в-точь, живот положит, а старца убережет и в Москву на Патриаршее подворье доставит. Дело государственной важности, боярин Широковатый мог доверить только одному человеку – старшине Казенного приказа Емельяну Федотовичу Басаргину в виду его прошлых заслуг и прозорливости. Не предполагая, как Басаргин отреагирует на сию новость, боярин Широковатый попытался начать разговор издалека, пока позволяло время.
– А что бы ты сказал, Емельян Федотович, еже ли бы царевна тебе звание полковника жаловала, да имение, – начал, слегка заикаясь, боярин Широковатый.
– И за какие же заслуги? – заинтересовался Басаргин.
– Говори, чего задумал.
– Не кому, кроме тебя, Емельяша, ехать, ну не мне же боярину, по лесам, да болотам прыгать.
Басаргин молча выслушал боярина и достал из кармана фляжку наполненную водкой.
Налив до краев железную стопку, он залпом опрокинул ее и, занюхав рукавом кафтана, произнёс:
– Кафтан весь чесноком пропах и закуски не надо, – рассмеялся он, глядя на покрывшегося испариной, боярина.
Широковатый облегчённо вздохнул, он понял, что уговорил Басаргина участвовать в экспедиции.
– На здоровье, Емельян Федотович, – с улыбкой на лице произнёс боярин.
– И мне уж тогда налей, чего уж там. Тоже твоим кафтаном занюхаю.
Они рассеялись, глядя как в ворота приказа въезжает телега с мужиком, бабой, да ребятишками. Рядом с телегой шли стрельцы, глядя на арестантов не добрым взглядом.
Телега остановилась у внутренних ворот. Тяжелая деревянная решетка, окованная железными прутьями и, с обеих сторон, стянутых железными болтами с большой шляпкой, медленно поднималась вверх, скрипя веревками по подъемным барабанам.
Дождавшись, пока телега с несчастными скрылась внутри, боярин и Басаргин направились вслед за ней по деревянным подмосткам, боясь измарать в грязи кожаные сапоги.
– Есть, матушка, заговор еретиков, – улыбаясь, прошептал Софье Шакловитый.
Боярин Широковатый и стрелецкий старшина дознались давеча.
– И кто же, – Софья развернула свиток.
– Раскольники давно потаенно в московских слободках живут, свои вечери тайно правят, собираясь в избах.
Софья пробежалась глазами по бумаге:
– Сознались сами?
– Как есть матушка, все выложили.
– Покаялись ли, отреклись от старой веры?
– Да матушка, – Шакловитый кивнул.
Одна беда, у главаря их двое детишек осталось, дочь, да мальчишка. На каторгу отправлять жалко, не выживут они там.
Черт уж с ними, стариками, – Шакловитый махнул рукой, чуть не задев склянку с чернилами на столе.
– Девка-то справная? – поинтересовалась царевна.
– Справная, государыня, и на лицо и на фигуру, двенадцати лет от роду.
Софья задумалась, она подошла к окну и немного постояв, произнесла:
– Девочку, ко мне во двор.
А брата её можешь себе в холопы забрать. Шакловитый кивнул, но возразил:
– Мне он не к чему, своих холопов вдоволь, но пристрою к стрельцам, как пса верного выучат.
Софья согласилась с решением Шакловитого.
– Все верно, ни к чему нам грехи лишние на себя брать, Феодор Леонтич.
Шакловитый повернулся к киоту и перекрестился:
– Все так матушка.
– О просьбе моей поговорим.
Софья взяла в руку колокольчик. Заслышав звон, из покоев царевны, в дверях показалась фигура служанки.
– Марфа, чаю подай нам, – велела царевна. Софья и Шакловитый сели за стол, застеленый плотной узорной скатертью.
– Говори Феодор Леонтич.
Шакловитый посмотрел на прислугу разливавшую чай, намекая на то, что присутствие челяди при разговоре, лишнее. Марфа, разлив по фарфоровым чашкам чай и выставив на столе вазу с медовыми пряниками выскользнула, словно тень, оставив их наедине.
– Нашел я, матушка, кому дело столь важное поручить, – жалобливо прогундосил Шакловитый.
– А чего не рад тогда? – царевна посмотрела на думного боярина. Шакловитый отложил пряник и покачал головой.