Цареубийца. Подлинные мемуары графа Орлова

– Несмотря на приказ Ивана, я не сразу женился, но, выйдя в отставку, занялся разведением лошадей, – начал рассказывать граф. – Вначале я об этом не помышлял, однако матушка-императрица прислала мне двух породистых коней, подаренных ей персидским шахом, и выразила сожаление, что столь прекрасных животных не выводят у нас в России. Меня это задело за живое: лошади наши действительно плохи были, татарские и кумыцкие – хотя и выносливые, но низкорослые и некрасивые. Решил я за коневодство взяться и скоро к лошадям всею душой проникся. До чего умны они и благородны; какая у них стать, какая резвость; как хозяину своему, не жалея себя, служат – ей-богу, временами казаться стало, что лошади людей превосходят!..

Елизавета Ивановна Орлова, жена Владимира Григорьевича Орлова

Опытных коневодов я нашёл, и они мне объяснили, что очень было бы хорошо соединить в одной породе арабских скакунов с европейскими упряжными: датскими, голландскими, норфолкскими и мекленбургскими – вот тогда, мол, чудо-лошадь получится!..

Ну, европейских лошадей мы купили, а арабских где взять? Они на вес золота ценились, и турецкий султан строго-настрого запретил их из своих владений вывозить. Если бы не удачная наша война с турками, бог знает, как бы мы обошлись, однако в ходе неё захвачены нашим войском были двенадцать арабских жеребцов и девять кобыл. Более того, поскольку султан крайнюю нужду в деньгах испытывал, удалось его уговорить продать чистейших кровей арабского жеребца, который для улучшения породы использовался. Шестьдесят тысяч золотых я за этого жеребца заплатил, в то время как по всей России в год коней продавали всего на двадцать пять тысяч.

Султан охранную грамоту на сего жеребца дал, а везли оного под большим конвоем и с величайшими предосторожностями через Турцию, Венгрию и Польшу. Неблизкий был путь, два года занял, зато доставили коня в целости и сохранности. Чудесный был конь, право слово, чудесный! Крупный, нарядный, светло-серой масти – я его Сметанкой назвал. Дал он за год четырёх сыновей и одну дочь, а после вдруг издох; отчего, не знаю; кто-то говорил, что погода наша не подошла или корм был не тот; кто-то на конюхов вину возлагал.

Но ничего, от детей Сметанки порода продолжилась, и мы своего добились, отменных лошадей вывели – красивых, выносливых, с устойчивым, не тряским ходом; таких можно было и под седло, и в упряжку, и в плуг использовать; одинаково хороши они были на параде и в бою.

Я в Москву лучших из них привёз и здесь, на Донском поле, бег их всем желающим показывал. Народу приходило тысячи; не только самой породе дивились, но и обращению – мои конюхи коней не били: у нас так заведено было, что человек коню не только хозяином, но и другом был, которого конь без битья чувствовал и понимал…

Жеребец Сметанка. Родоначальник лошадей орловской породы

* * *

– Лошадьми я и теперь занимаюсь, и порода орловских рысаков по России широко распространилась, – тоже ведь память обо мне будет! – засмеялся Алексей Григорьевич. – Однако я в сторону от рассказа отошёл; вернусь к делам семейным. Занимаясь разведением лошадей, недосуг мне было невест выбирать, но судьба сама об этом позаботилась. Заехал я как-то к своей старой знакомой Екатерине Демидовой; в былые времена мы с ней близкими друзьями были, после она за Петра Демидова, тайного советника, замуж вышла. Жалуюсь ей в шутку, что вот, мол, жениться мне брат Иван велит, а невесту искать некогда.

– Известное дело, Екатерина Алексеевна, жениться – не напасть, да, женившись, не пропасть, – говорю.

Тут заходит к нам молодая девица, и Демидова меня спрашивает:

– Помните мою племянницу, граф? Дуняша, дочь сестры моей Анны, которая замужем за Николаем Лопухиным. Вы Дуняшу когда-то нянчили и баловали.

– Как же, помню, – отвечаю. – Какой красавицей стала!

– И я вас помню, Алексей Григорьевич, – говорит Дуняша. – Мне с вами и страшно, и весело было.

– А теперь? – смеюсь я.

– И теперь страшно и весело, – тоже смеётся она.

Поговорили мы о том, о сём; Дуняша вышла, а Демидова вздыхает:

– Засиделась она в девках, двадцать первый год пошёл – раньше уже никто в жены не взял бы: стара для замужества, сказали бы… Послушайте, граф, – вдруг говорит Демидова далее, – а не жениться ли вам на Дуняше? Я её нахваливать не стану, но, ей-богу, хорошая партия! Мила, скромна, но не дичок, обхождения приятного; к тому же из царского рода по отцу: из тех Лопухиных, из которых первая жена Петра Великого была, и сын её царевич Алексей, и внук – государь-император Пётр Второй… Право же, граф, где вы лучшую невесту найдёте?

Евдокия Орлова (Лопухина), жена графа Алексея Григорьевича Орлова

– Но я старше её почти на тридцать лет, – возражаю, – да и согласятся ли родители?

– Вас года не берут, граф, – опять вздыхает Демидова, – кто вам ваш возраст даст?.. И что за беда, если муж старше жены? Так и должно быть… А родители Дуняши за счастье сочтут с вами породниться: кому не хочется за самого графа Орлова дочь выдать?.. Соглашайтесь, Алексей Григорьевич, соглашайтесь, умоляю вас! За согласие моей сестры и мужа её я вам ручаюсь.