Сидельников раскрывал и закрывал рот с негромкими булькающими звуками. Двое спутников его — онемели. Меч прыгнул в руку Сане — видимый только ему. Смутные образы в голове Стража и примитивный эмпатический разум оружия слились воедино — и столкнулись со страстной и яростной ненавистью Адель. Страж и Меч превратились в единое оружие — не рассуждающее, но знающее цель…
Оружия Стражей Адель не видела.
Оно вонзилось ей в сердце — и все вокруг исчезли. Исчезли все, кто был на борту «Марии Целесты».
Сидельников.
Двое его спутников.
Саня Сорин — проснувшийся Страж.
И — Адель.
Вернулась только она…
Сейчас.
Полупрозрачные актёры повторяют драму пятилетней давности: Призрак-Санька вонзает призрачное оружие… Но сейчас всё немного не так. Что-то иначе. Ненависти и ярости в призрачных синих глазах нет… В них слёзы. Иногда призраки плачут.
Удар.
Призраки исчезают.
Ольгин Крест.
Старый, покрытый водорослями катер медленно погружается. Призраков на нём нет. Живых тоже. Теперь исчезает и корабль.
Прощай, «Мария Целеста».
Воды смыкаются.
Глава 14
Он остался один.
Из прокушенной губы текла кровь.
Он не замечал.
Он навеки остался один.
Но были ворота — и был мальчик на алтаре.
Сын Осипа — Царя Мёртвых.
И был меч, торчащий из камня.
Решай, Страж.
Теперь проще.
Последней Битвы плечом к плечу с Адель не будет.
Теперь любая Битва только твоя.
Решай.
Ладно. Нужна кровь? Нужна кровь Царя?
Из ворот стремительно высунулся рог — неимоверной длины и толщины. Окровавленный. И снова исчез. Да-а-а, зверушка…
Всё уже было и всё будет вновь. На алтаре лежит мальчик. В кустах сидит Бог. И говорит: убей. Убей, нужна кровь. Убей, ягнята у меня кончились. Знаешь, тебя всё-таки нет. Мало ли кто может шуршать кустами. Если надо убить мальчика — тебя нет.
Нет.
Но ворота есть.
И я их закрою. Попробую закрыть.
Он делал всё быстро, чтобы не передумать.
Меч легко вышел из камня.
Легко вознёсся над головой.
Но падал — казалось — медленно.
И, рассекая воздух, — стонал.
Марья закричала. Страшно, пронзительно. Наташка подскочила — распахнутые глаза Марьи жгли огнём. Крик превратился в слова. Кричащие.
— Останови-и-и-и его! Останови-и-и-и…
— Кого остановить, Машенька? Всё будет хорошо, Ваня поехал за мальчиком, он спасёт его от того страшного человека, всё будет хорошо, ты знаешь, как Ваня любит детей…
— Он убьёт его.
Крика не осталось в помине. Марья говорила быстро, негромко и чётко.
…конечно, она любила Саньку, любила всегда, просто была молодой и глупой, и сама не понимала, и хотела похвастаться, дура, перед подружками, хотела хвастаться долго, какая она была дура, гордилась таким ухажёром, думала, всё равно он никуда не уйдёт, и всё у них впереди, и не торопилась, и могла бы долго не торопиться, пока он не приплыл из Усть-Кулома с этой, он так смотрел на эту, что она не смогла не поторопиться, и не пожалела, и было хорошо, и когда «Маша-Целка» уходила в свой последний рейс, название было неправильное, и потом она поняла, что осталась одна, и поняла, что её стало двое, и приехал Осип, он приезжал каждый год, и каждый год звал её замуж, и…
Марья больше не говорила. И не кричала. И, кажется, не дышала. Тогда закричала Наташа.
Меч стонал, рассекая воздух.
Иван стонал вместе с ним.
Хотелось, очень хотелось — остановить, отвести удар.
Он не мог.
Меч закончил свой путь. Меч ударил. Сначала крови не было. Иван смотрел и рыдал в душе. Его левая рука, левая кисть, дрогнула. И стала падать на траву. На сожжённую траву. Он провожал её взглядом. Такая родная… Такая знакомая… Вот свежая царапина на мизинце. Вот след от кольца на безымянном. Вот старый-старый ожог на ладони… Прощай, рука, нам хорошо было вместе… Крови всё не было.
И боли не было. Меч — хорошее оружие. Острое. Оружие Стража.
Левая кисть упала на траву. На чёрную траву. Указательный палец сгибался и разгибался, будто опять нажимал на спуск карабина «Везерби». И тут кровь хлынула. Фонтаном. Нужна кровь?? Подходите! Получайте!
Он водил культёй, как пожарник брандспойтом, в шальном последнем веселье. Кровь била далеко, неимоверно далеко. Она долетела до нависших волн горящего стекла — они погасли. И исчезли. Чуть коснулась кустов — их не стало. Оросила ворота — они на удивление легко и быстро схлопнулись в сверкающую точку. Он ждал — оттуда, извне — адского воя и скрежета, ждал борьбы и победы… Ничего. Точка исчезла. Даже обидно. Он разочаровался — ненадолго. Надолго его не хватило…
Кровь иссякла.
Жизнь иссякала тоже…
Иоанн пошатнулся.
Посмотрел вокруг.
Не было ничего под небом.
Только алтарь.
Только мальчик с мёртво-спящим лицом.
Только он сам — ненадолго. Кровь иссякла.
Он завыл.
Он терзал и мял свою культю — крови не было.
Он сжал изо всех сил, зная, что сейчас упадёт и не встанет.
Одна маленькая капля упала на лоб мальчика.
Веки дрогнули…
У-у-уф…
Царь ты, Царь… Весёленькое тебя ждёт пробуждение… В компании однорукого трупа… Ничего, справишься, не маленький, четыре года, считай Воин…
Иоанн бредил, уже стоял на коленях.
Мягко клонило набок. Но он всё хотел что-то сказать Царю.