Царь Живых

— Ныне забытый фантаст Ефремов написал замечательный рассказ. Замечательный не художественными достоинствами, их там нет, а идеей. Идеей, позволяющей понять суть призраков и привидений. Сюжет рассказа прост: в силу ряда наложившихся факторов, физических и химических, в некой пещере сто миллионов лет назад образовался природный аналог фотоаппарата. Образовался — и сделал снимок. По ещё более странной случайности не просто пейзаж окрестных гор — но цветной портрет остановившегося у входа в пещеру динозавра. Ефремов был серьёзным учёным, и с научной точки зрения такой фотоснимок вполне реален. Вот и весь сюжет. И весь он, целиком и полностью — ключ к пониманию проблемы призраков и привидений, и, соответственно, — вампиров-вурдалаков-упырей… Можно представить и даже рассчитать природные не фотоаппараты, но проекторы, даже видеоплейеры… Где носителем воспроизводимой информации является мозг человека, вернее, его воспоминания либо представления… Там, где нет людей, — не бывает и призраков. Иные природные воспроизводящие аппараты гораздо совершеннее придуманных людьми — изображения голографические, даже осязаемые. Наличествует и обонятельная компонента… Призраки могут быть, кстати, как умерших, так и живых — зафиксированы многочисленные случаи якобы появления отнюдь ещё не умерших людей за сотни и тысячи километров от их реального местоположения… Возможны и случаи воспроизведения неодушевлённых объектов. Природному аппарату всё равно, что считывать из мозга, — и появляются так похожие на настоящие оазисы в пустыне… Или «Летучие Голландцы» в океане. Или НЛО в ночном небе. Всё это призраки и привидения. Но сильнее всего пугают людей изображения умерших…

Ваня слушал Дэна и медленными глотками допивал чай — бодрящий, с незнакомым, но приятным ароматом.

Всё это было интересно, но практической пользы в деле вычисления дневной лёжки девушки Наи он пока не видел. Ная не напоминала считанное из мозга изображение, пусть даже и объёмное и осязаемое. Вполне реальная девица с очень неприятным устройством нижней челюсти…

И Ваня решил слегка нарушить правила этикета, направив свободно льющиеся мысли хозяина в нужное русло. Потому что дома оставался Полухин — один. Наташа была командирована в читалку за ненужной, по большому счёту, информацией о влиянии древних коптских крестов (деревянных, желательно осиновых!) на бродячих мертвецов… Отправил её туда Ваня — чтобы не оставлять со Славкой. Сейчас тот был один. Без пригляда…

— Всё это интересно, — сказал Ваня, отставляя пустую чашку истинно оксфордским жестом. — Но меня больше интересует проблема вампиров. Мертвецов, пьющих кровь живых.

— Тут немного сложнее… Вымыслом и небывальщиной вампиров целиком и полностью объявлять, естественно, нельзя. Недаром под разными именами они фигурируют в фольклоре практически всех народов. И недаром наиболее пострадавшие от вампиризма этносы не практикуют сокрытие мёртвых в земле или в иных местах… Индуисты и многие другие (кстати, и наши дохристианские предки — древние славяне и скандинавы) кремировали и кремируют до сих пор. Аборигены Океании — бросают мёртвых в море, а там уж акулы или крабы быстро доводят их до безопасного состояния. Интересный момент — эскимосы Северной Америки суть потомки и осколки того же суперэтноса, что и полинезийцы. Многие эскимосы из глубинной, центральной части материка моря в глаза не видят… Но мёртвых, однако, упокаивают схоже, не зарывают, не хоронят — поднимают на деревья. А птицы и мелкие хищники быстро и с успехом заменяют акул. И дело тут не в мерзлоте под ногами, в которой трудно вырыть могилу — потомки других этносов в тех же условиях находят способы похоронить, — навалив пирамидку из камней, например… Недальновидные, прямо скажем, способы. Наконец, некоторые племена избавляются от потенциальной опасности вампиризма ритуальным поеданием трупов. Но это практикуется редко и в местах, где с белковой пищей совсем туго… Кстати: ещё чаю? Бутербродов не желаешь? Есть в наличии ветчина…

Юмор у Дэна тоже наличествовал.

Но чёрный…

Осиновый кол был утоплен тупым концом в диван, туда, где сходились вертикальные и горизонтальные подушки, — и торчал под углом примерно сорок пять градусов.

Острый конец — ровно зачищенный, весьма похожий на конец карандаша, взятого у чертёжника с большим стажем, — находился как раз на уровне груди. На уровне сердца.

Полухин, бледный, со странно блестящими глазами, долго смотрел на сходящее на нет деревянное остриё. Затем стал расстёгивать рубашку.