Царь славян

А. Кошелев давно специализируется также на публикации некоторых статей и книг, категорически осуждающих наши исследования по новой хронологии и призывающих к их запрету и санкциям против авторов, см. подробности в книге «Реконструкция», Приложение 4. Не исключено, что такая негативная позиция издателей оказала определенное влияние и на освещение Формозовым некоторых деталей научной биографии Забелина. Особенно в тех ее разделах, которые касались попыток пересмотра Забелиным ХРОНОЛОГИИ русской истории.

Повторим, что звучащие иногда в адрес Забелина обвинения, будто он опирался в своих хронологических выводах лишь на «неправильную лингвистику», не отвечают действительности. Предлагая изменения в хронологии, он исходил из документов. В частности, «широко использовал Иван Егорович в своей книге материалы СОБСТВЕННОГО СОБРАНИЯ РУКОПИСЕЙ, например, он впервые опубликовал здесь отрывки из «Травников» XVII–XVIII веков» [56], с. 692.

Выход в свет указанного труда Забелина вызвал множество откликов. При этом заметная часть общественности, причем не только научной, реагировала крайне негативно. На Забелина стали навешивать ярлыки. С ходу обвинили в сумасшествии. Например, историк Б. Н. Чичерин авторитетно объявил: «Забелин несколько свихнулся». Цит. по [56], с. 693.

Формозов сообщает: «Книга не имела успеха у читателей, а оценка ее специалистами была сугубо отрицательной. Вышло около десяти рецензий. Н.И. Костомаров… характеризовал в «Русской старине» его новый труд как «блуждание в темной непроходимой чаще»… Видный славяновед профессор Варшавского университета Иосиф Иосифович Первольт в «Журнале Министерства народного просвещения» деликатно, но недвусмысленно писал, что Забелин в своей работе выбрал «путь не вперед». Несостоятельность лингвистических сопоставлений Забелина показал в «Киевских университетских известиях» выдающийся языковед Александр Александрович Котляревский… Язвительный отзыв поместил в «Отечественных записках» один из лидеров народничества Николай Константинович Михайловский. Прохладным был и отзыв обычно мягкого А.Н. Пыпина в «Вестнике Европы»…

Отход Забелина от его прежних западнических симпатий и сближение со славянофильским направлением стали заметны окружающим…

Б.Н. Чичерин: «…В нем (Забелине — Авт.) разыгрался узкий патриотизм, НЕ СДЕРЖАННЫЙ ПРОСВЕЩЕНИЕМ, и он заразился взглядами, приближающимися к славянофильству… В доказательство славянского происхождения тех или других названий стал приводить такие словопроизводства, которые приводили в ужас истинных филологов»…

Василий Осипович Ключевский — ученик Соловьева, вскоре сменивший его на кафедре русской истории в Московском университете, столь же отрицательно оценивал публикации Забелина о начале Руси…

Известно также, как воспринял появление «Истории русской жизни» Н.Г. Чернышевский… В письме от 9 декабря 1883 года говорится: "Эта книга — сплошная ахинея и кроме нестерпимой белиберды нет в ней ничего. Жаль, что человек почтенный взялся за дело, к которому не подготовлен. Он в этом даже оказался невеждою и сумасбродным галлюцинатором. Уважая его прежние дельные труды по мелочным, но не совершенно ничтожным частичкам бытовой истории Михаила и Алексея, мы просим его, чтоб он не бесславил себя продолжением этой вздорной и не совсем честной чепухи"» [56], с. 692–694. Поскольку литературный критик Н.Г. Чернышевский был, естественно, весьма далек от научных проблем русской истории, то, скорее всего, он по каким-то групповым соображениям счел нужным поддержать здесь западников-историков. Кстати сказать, высказался довольно грубо, см. выше. Не понял даже того, что проблема вооб существует.

В некоторых общественных кругах романовской России была создана атмосфера активного, даже агрессивного, пренебрежения русской историей. «Я за русские древности не дам ни гроша, — брезгливо писал поэт К.Н. Батюшков, — То ли дело Греция, то ли дело Италия!» А выдающийся музыковед, прозаик, философ В.Ф. Одоевский, перелистав «Историю русской словесности» С.П. Шевырева, велел передать автору, что «никогда не верил в существование наших древностей, а, прочитав его книгу, стал еще менее верить к них» [56], с. 749.

«Книга (Забелина — Авт.) была выдвинута на уваровскую премию, но не получила даже второй награды. Дашков, вначале восторгавшийся Забелиным и называвший его «новым Нестором», отказался субсидировать следующие тома «Истории» (означает ли это, что дальнейшие исследования Забелина на эту тему не были опубликованы? — Авт.).

Понял ли Иван Егорович, что критики правы?… Судя по всему, нет. Уже в начале XX века он вернулся к «Истории русской жизни» и в своем завещании просил друзей непременно выпустить ее второе издание… Е.В. Барсов вспоминал, что в семидесятых годах Забелин «чувствовал себя одиноким, угнетенным и подавленным» [56], с. 694.