Царь-Север

– Не может быть!

– Всё может быть, сынок, на этом белом свете!

Они обнялись.

– Батя? Ну, слава тебе, господи! Живой?!

– Как видишь! – Северьяныч улыбнулся. – Я даже маленько помолодел.

– Нашёл? Гиперборею-то?

– Мы с тобой вместе нашли.

– Как это – вместе?

– А ты ещё не понял? Посмотри, куда нас занесло! Это же не тундра – океан…

– Да ты что? Океан? Слушай, батя… – Художник развёл руками. – Вот это да! Я сразу увидел, но это… глазам не поверил.

– А сердце? Разве оно тебе не подсказало?

– Да, конечно, подсказало, только я, дурак… Мы же теперь всё больше головой живём… – Он изумлённо оглядывал незнакомую местность. Избушка стояла на льдине. Кругом – безбрежный Ледовитый океан. Только – тёплый. Нежный океан. – Так это что же, батя? Гиперборея?

– Гиперборея, сынок. Ну? Пойдем!

– Погоди, отец…Куда?

– Мы теперь будем жить во Дворце. Помнишь Царька – Северка? Он же теперь – Царь-Север. Твой брат, между прочим. Родной.

– Да что ты говоришь? – Тиморей хохотнул. – Вот уж не знал, что я царских кровей.

И пошли они по океану. По льдинам пошли. А потом уже напропалую – по крепким и широким спинам китов, похожих на спины бронированных подводных лодок. Спины моржей под ними шевелились. И опять – огромные, синевато-свинцовые льдины, сверкающие зубастыми изломами.

Затем Северьяныч неожиданно остановился.

– Придётся оставить тебя одного. Там стража – впереди. Нужно предупредить, а то они сдуру пальнут из ружья.

Отец ушёл, предоставляя ему возможность одному насладиться океанским покоем, воздухом своей далёкой полярной прародины и всей этой картиной, гениальным безбрежным холстом, сотворенным волей самого Создателем.

Горы ледяного серебра доставали до самой луны. Глубокие провалы между горами поросли малахитовыми деревьями. Цветы какие-то горели в сумраке – очень похожие на цветы азиатской купальницы. Прикоснешься к такому цветку – разгорится ещё сильнее, роняя золотистый звонкий пух кругом себя. И пух тот – светится, позванивая, переливается. Иди, бери горстями, толкай в мешок какой-нибудь или в наволочку от подушки: то-то будут сниться сказочные сны. Тиморей наклонился, подумал сорвать цветок. И с удивлением прочитал на цветочной круглой боковине: «Дар Валдая». Странно. Как это так? Разве колокольчики, отлитые из меди и олова, могут расти, как цветы? Не могут, а всё же растут. Вот они, глянь! Да сколько их много-то! Господи! И тут полно, и там, и там – дальше, за поляной, полным-полно золотых цветов-колокольчиков. А дальше поляна другая – полная серебра. И через ту поляну пролегла лыжня – это Северьяныч укатил. Лыжня по снежной целине – плавным прямым ручейком – утекала с пригорка на пригорок. Минуя обрыв, лыжня пропадала за высокой голубоватой застругой, за которой виднелись обломки старого судна. Видно, покорители северных широт нашли здесь последний приют. Тиморей снял шапку возле обломков. Постоял, вздыхая, и дальше двинулся. Диковато, странно было видеть, как стоят – растут на голом льду – дремучие кедры, лиственницы, бородатые пихты, укутанные боярскими шубами. Но ещё страннее было подойти к деревьям и убедиться, что «боярские шубы» – это не какая-то дешевая красивость беллетриста. В руках у него вдруг оказалась настоящая шуба. Песец. Причём полный песец, а не какой-нибудь там…

Уже не удивляясь ничему, Тимоха нарядился в боярскую шубу. Посмотрел на себя, отражённого в зеркале какой-то отполированной льдины. Улыбнулся, довольный своею персоной: «Вот теперь я понимаю, что такое Гиперборея, прародина моя! Вот почему сюда меня манило!»

Звезда с небес под гору соскользнула, оставляя за собою яркую «лыжню». Тиморей загадать желание хотел, но, пока придумывал, чесал загривок, – звезда стрелой воткнулась в темень за горизонтом…

«А что загадывать? – Он весело махнул рукой. – Царь-Север – брат мой. Исполнит любое желание».

Он прислушался. Уловил за спиною невнятный булькающий звук. Это была звезда, только что сорвавшаяся с неба: упала на льдину, прожгла в ней дыру, и теперь оттуда – из голубоватой глубины, из аквамариновой толщи – выбивался родник, размеренно пульсировал своим сердечком, напоминающим живое серебро звезды.

Там, на Земле, которая казалась далёкой и нереальной – там художник знал обворожительные ночи, казавшиеся неповторимыми. Ему не хотелось даже пытаться на холсте запечатлеть волшебство тех ночей – такие они были прекрасные. Но всё познается в сравнении. Только сейчас – на своей далёкой и желанной полярной прародине – художник понял, что такое красота. Красота, перед которой он не постыдился встать на колени, ощущая странный тёплый лёд. Он молча поклонился. И молча помолился, всей душою впитывая красоту ночной Гипербореи, красоту земли и небосвода, сошедшего на землю. Впереди мерцало нечто похожее на искристый большак – это Млечный Путь стелился перед ним. Осколки льда и звёзд – перемешались по бокам небесного пути. Здесь находились не только осколки звезд. И – осколки ущербной луны. Ведь луна не просто так на небе идёт на убыль, кто-то строгает её топором, и вот эти лунные щепки, осколки – они-то сейчас и горели перед глазами художника.