Большой был мастер Федор Романов чужими руками жар загребать, но в этот раз ему самому пришлось в пекло лезть. Но и тут, воздам ему должное, он от линии своей не отступился. Владислав на престоле Русском ему был ни к чему, потому поклялся он дело уже сделанное расстроить. Кому поклялся? Мне и поклялся, о других же не ведаю. Перед отъездом Федор меня навестил, видно, и ему сердце подсказало, что больше нам не суждено свидеться. А в разговорах со мной он всегда держал себя открыто, казалось иногда, что не разговаривает он вовсе со мной, а размышляет вслух, смотря на меня как на истукана бессловесного. Тогда-то он и поведал мне, как мыслит Владислава от трона русского отвадить. Весь расчет был на глупость и жадность короля Сигизмунда, все интриги романовские на этом строились, все в эту ловушку попадались, и короли, и бояре, и худородные дети боярские, а уж сколько сами Романовы от собственной глупости и жадности претерпели — не счесть!
Щ|УЯ?
i Хотел Федор убедить Сигизмунда, что опасно ему сына своего малолетнего в Москву отпускать, что коварный народ московский может в любой момент бунт учинить и поступить с Владиславом так же, как с Димитрием и Василием Шуйским. G другой стороны, Русь слаба и в разорении великом пребывает, королю Сигизмунду не составит большого труда подчинить ее своей воле и самому воссесть на престоле. Тут-то голова у Сигизмунда должна пойти кругом от вожделения, порвет он договор подписанный о восшествии Владислава на престол и сам к Москве рванется, не разумея, что народ русский его никогда не примет, а у державы Русской, даже и в разорении великом пребывающей, достанет сил, чтобы перемолоть его немногочисленные полки. С такими планами и уехал Федор под Смоленск, в ставку короля польского.
Что там происходило, доподлинно не знаю, но могу представить. С одной стороны, тысячное посольство русское челом королю бьет и слезно умоляет отпустить королевича Владислава на царство, с другой стороны, глава того же посольства нашептывает, что делать этого ни в коем случае не надо. Отряд польский стоит в Москве и призывает своего короля о помощи в отражении приближающихся отрядов Димитрия, а Сигизмунд в это время со всей армией стоит под Смоленском, пытаясь второй уж год сокрушить твердыню. Федор Романов по-прежнему уверяет в слабости державы Русской и обещает положить ее к ногам Сигизмунда, но от призывов к смолянам сложить оружие отказывается, отговариваясь тем, что воевода Шеин закусил удила и ничьих приказов не слушается. Сигизмунд пытается убрать хотя бы одного соперника и посылает послов в Калугу, предлагая Димитрию отступиться от Русского престола и взять в удел в Польше Гродно или Самбор на выбор, в ответ несутся издевательские слова Марины: «Пусть король отдаст нам Краков, мы из милости пожалуем ему Варшаву!» Тут и у более умного человека, чем король Сигизмунд, мозги набекрень свернутся, тем более что продолжается это не день и не два, а неделю за неделей, месяц за месяцем. Такое, конечно, только на Руси возможно, мы, русские, горазды на такие шутки, недаром говорится, что умом Русь не понять, ее
сердцем чувствовать надо. А у европейцев, даже и у поляков, разве ж есть сердце, у них заместо него абак счетный.
Почти всего добился Федор Романов из планов своих, крепкую кашу заварил,/вот только ноги не успел вовремя унести. Умные люди подсказали или сам Сигизмунд наконец догадался, кто на этой кухне главный кашевар, как бы то ни было, велел он, презрев все обычаи дедовские, взять послов великих под стражу и отправить их в Польшу, в заточение, Который уж год Федор там обретается, сейчас, сказывают, в замке Мальборг. Чай, несладко ему там приходится, не раз, поди, с умилением вспоминал келью свою монашескую в Анто-ниево-Сийской обители!
Но я опять сильно вперед забежал. Надо возвращаться в тот бесконечный год. Как начался он гибелью Димитрия, так и завершился уходом его призрака. Это непременно должно было случиться, игру, которую затеяла Марина, нельзя продолжать слишком долго, она и так ее затянула, на мой взгляд, но ей на месте было виднее, да и мудрено было улучить удобный момент. Так бывает в любой игре, когда дела с каждым ходом складываются все лучше и лучше и нет сил и воли остановиться.
Удача действительно повернулась лицом к партии Димитрия. Все земли Русские возмутились известием о входе польских отрядов в Москву, немало споспешествовали единению и слухи о том, что король Сигизмунд не хочет отпускать сына в Москву и сам навострился занять престол Русский. Из Калуги полетели грамоты с призывами сплотиться и изгнать всех иноземцев из державы Русской, пока же резать всех подряд, где ни попадутся. К такому призыву не остались равнодушны даже те города и земли, которые раньше хранили верность Василию Шуйскому. Суздаль, Владимир, Коломна, Нижний Новгород перешли на сторону Димитрия, то же и Казань, которая чутко уловила слова грамоты о том, что страны европейские нам чужды и союзнику нас один, извечный — турки.