Царь Дмитрий - самозванец

Начались с послами королевскими какие-то переговоры, конференции и сделки для того, чтобы меня унизить и покинуть. На заседаниях и пирах, среди веселья пьяного каждый бокал сопровождался насмешками и клеветами по моему адресу от тех, защите которых я поручила жизнь, честь и неприкосновенность престола царского. Судорожно вздрагивала душа, находясь в тревоге беспрестанной, ибо не только мой сан был во мне оскорблен — мне грозили с помощью заговора

—^цаа?

тайного взять меня под арест и отправить как пленницу к королю Сигизмунду. Я не могла вынести той мысли, чтобы попасть в руки тех, которые жаждут погубить меня. Точно так же Бог не допустит и того, чтобы кто-либо воспользовался моей особой и моими правами на престол, как предметом торговли, чтобы приобрести от этого пользу себе и купить милости королевские, унижая мой столь высокий сан и изменнически предавая меня в руки короля, который не имеет никаких прав ни на мою особу, ни на принадлежащую мне державу. Господь отомстит за меня и накажет изменников за клятвопреступни-чество, мне же Благий Бог станет защитником и опекуном. Ему поручаю я свою скорбь, испытания и обиду, оставшись одна, без отца, без матери, без родных, без друзей, покинутая всеми. Вынужденная опасностью, еду к мужу, которому клялась в супружеской верности и в Кракове, в присутствии короля, и в Москве, в присутствии патриарха, бояр и всего народа русского.

Снова призываю в свидетели Бога в том, что, сохраняя за мной неприкосновенное имя, царский сан и полные права на престол, я, как государыня северных стран, русская царица и польская шляхтенка, не хочу и не буду признавать над собой ни королевской, ни какой бы то ни было другой власти и изо всех сил буду заботиться о благе и о награждении тех воинов, которые, любя доблесть и славу, не забывают данной мне клятвы и сдержат ее. Я уезжаю. Императрица Марина».

Вот и застава. Я вылез из возка, чтобы размять ноги. Казаки почтительно поклонились мне, но тут же перенесли внимание на Парашку.

—Да это же Глашка! Наше нижайшее! С разрешением! Куда бредешь-то? — раздалось с разных сторон.

— Вот, князя своего нашла, теперь домой с ним иду, — степенно ответила Парашка.

— А я слыхал, помер твой ребеночек-то, — проскрипел кто-то.

— Типун тебе на язык! — воскликнула возмущенно Парашка и крепче прижала младенца к груди.

— Вы, князь светлый, на Глашку-то не гневайтесь! Она дев-

ка справная! И добрая! Сделайте милость, посадите на облучок, тяжело ей с дитем да по морозу! — накатила новая волна криков.

— Когда князья великие в чем-нибудь воинам своим славным отказывали! — воскликнул я. — Эй, ты, как тебя там, залезай уж сразу в возок!

Парашка засеменила к возку, кланяясь на каждом шагу и причитая. Я, конечно, на лошадь пересел, не ехать же мне вместе с гулящей, пусть и бывшей. Вынул рубль серебряный, загодя припасенный, подбросил его вверх, крикнул задорно: «Это вам, молодцы, за службу верную!» — и поднял длань, призывая мой небольшой отряд начать движение и указывая ему направление. Долго мы еще слышали восторженные крики казаков. Все-таки умею я разговаривать с народом!

Глава 10

Без царя в голове и на престоле

[1610—1612 гг.]

После всех этих событий я как-то утратил интерес к тому, что в державе нашей происходит. Вы только не подумайте, что мне стала безразлична судьба моего отечества, сердце мое по-прежнему болело, но умом я смирился с тем, что все это надолго, шторм яростный, быть может, и утихнет, но море людское не скоро успокоится. Из истории древней я вывел, что после таких потрясений нужно лет двадцать — двадцать пять, чтобы все вернулось на круги своя. И что ни делай, процесс этот не ускоришь, лекарь тут один — время. Мне еще одна аллегория в голову пришла: смута наша, как пожар в лесу, горит весело, горячо и трескуче, потом долго тлеет и курится, лишь затем новый лес расти начинает, быстрее, чем природой назначено, не вырастет. Пытаться что-либо сделать не только бесполезно, но и вредно, лучше ни за что не станет, а вот хуже — вполне вероятно, несмотря на намерения благие и верное, казалось бы, знание. Так что же делать? Ничего. Смирись, отойди в сторонку и просто живи, пытайся как-то обустроить свою собственную жизнь в это лихолетье и не замахивайся на большее.

Но так уж устроен человек, что не умеет он ждать терпеливо, хочется ему, чтобы времена светлые побыстрее настали, и пусть он ничего для этого не делает, больше от лени великой, чем от мудрости, но все же вслушивается жадно в новости, осматривается пристально вокруг, не мелькнет ли где первый лучик этого самого времени светлого, иногда так распалит

сам себя ожиданием, что спутает отблеск ушедших времен с зарницей новых, рванется вперед и — мордой в грязь, это еще не самый плохой исход.