Царь Дмитрий - самозванец

Весь ужас положения был в том, что и с другой стороны исходила тоже ложь. Я ведь не рассказывал ничего о действиях сторонников Димитрия вовсе не потому, что хотел заинтриговать или оставить самое важное и интересное на сладкое. Я действительно не придавал их действиям никакого значения. Для меня все просто было: идет Димитрий во главе рати — это война священная во имя восстановления справедливости, ее надо приветствовать и с трепетом душевным ожидать ее счастливого завершения; нет Димитрия — это простой бунт, шайки разбойников должны быть разбиты, а пойманные бунтовщики наказаны в соответствии с законом, то есть повешены. Пока что я видел только бунт, а обо всех русских бунтах рассказывать — бумаги не хватит.

Хотя поначалу все было неясно, и эта неясность питала надежду. Народ московский после переворота недолго пребывал в затворничестве и молчании. Конечно, слухи о чудесном спасении Димитрия появились еще до официального сообщения о его гибели, но не прошло и недели, как слухи были подкреплены подметными письмами, которые по ночам при-

колачивали к воротам боярских домов. Письма были составлены от имени Димитрия, но я-то понимал, что Димитрий здесь ни при чем, вероятно, это начали действовать его клевреты, быть может, те же Романовы. Возбужденный письмами и тайными лазутчиками народ уже на восьмой день после переворота приступил к Кремлю и стал громко требовать у бояр ответа, почему убит государь. Но стоило князю Мстиславскому только выговорить слово «самозванец», как в него полетели загодя принесенные камни и над Красной площадью раздался клич: «Да здравствует истинный царь Димитрий Иванович!» Еще через неделю появились новые подметные письма с якобы указом Димитрия, в котором царь отдавал дворы из-менников-бояр своим верным москвичам. Народ с готовностью приступил к исполнению указа, боярские подворья были спасены от полного разорения и разграбления только подоспевшими стрельцами.

Другие города русские ненамного отстали от Москвы. Стоило князю Григорию Шаховскому прибыть к месту назначения, как восстал Путивль, вскоре к нему присоединились Чернигов, Стародуб, Новгород-Северский, Моравск, Белгород, Борисов, Оскол, Кромы, Дивны, Елец — право, проще было написать, что взбунтовался весь юг и запад без изъятия. История первого похода Димитрия повторялась полностью. Вновь из Путивля полетели грамоты Димитрия, призывающие к восстановлению его законной власти. Это были уже не подметные письма, на них красовалась большая красная печать, хорошо знакомая любому дьяку и любому наместнику в государстве. Печать была, действительно, Димитриева, ее не подделать, вот только тексты были не его. Он всегда подобные воззвания, да и большинство указов сам писал, я его манеру хорошо знал и подделку легко разглядел.

Уже собралась рать и, оснастившись знатно припасами воинскими, собранными Димитрием около Ельца, двинулась к Москве. Но предводительствовал ратью не Димитрий, а какой-то безвестный холоп Болотников. В то жаркое и ветреное лето, казалось, сама природа способствовала распространению пожара бунта. В земле Рязанской восстал вечный смутьян и верный прислужник романовский Прокопий Ляпунов с братьями, Орел, Мценск, Тула, Калуга и Кашира широко распахнули ворота перед ратью Димитриевой, Вязьма, Ржев, Дорогобуж, Старица винились перед Димитрием за измену невольную. И таков был напор этой рати, что не устояли перед ним войска царские во главе с воеводами главными, князьями Федором Мстиславским и Дмитрием Шуйским, были они нещадно биты у села Троицкого, что всего в пятидесяти верстах от Москвы, и с позором бежали.

Пять месяцев прошло со дня свержения Димитрия, а рать его уже стояла в селе Коломенском. И летели в Москву грамоты, в которых всем людям московским объявлялось, что царь Василий низложен, Димитрий вновь на престоле и требует их новой присяги, что война кончилась и наступает царство милосердия.

Рать была, грамоты были, Димитрия не было! Одно его появление решило бы исход дела, но он так и не появился. Да я уже и не ждал.

А без Димитрия поход превратился в бунт, который должен был быть разбит, он и был разбит. Решающий удар нанес сам Василий Шуйский, он сделал то, чего не рискнул сделать в свое время царь Борис, — препоясался мечом, сел на коня и во главе рати двинулся на бунтовщиков. И победил, подтверждая мои слова о любви ратников к царям, даже таким, как Шуйский.

Но это уже много позже случилось, следующим летом, меня тогда в Москве не было. Но прежде чем перейти к рассказу о скорбных событиях в моей жизни, я вам еще одну историю поведаю, потому что она укрепляет мою мысль о всеобщем царстве лжи.