как никогда. Вероятно, таким же я был бы, если бы Господь по неизбывной милости своей известил меня о грядущей скорой кончине. Я бы не стенал, не суетился бестолково, не молил бы Господа об отсрочке, я бы спокойно занялся последним устройством своих земных дел, ничего и никого не забывая. О кончине я недаром вспомнил. «Вот и конец сказке! — прозвучало тогда в голове. — Праздника больше не будет! Никогда!» Но мысль эта не загудела набатом, вытесняя все прочие и разрывая болью голову, как не раз бывало встарь, она прошелестела и ушла, ничего не оставив после себя.
Первым делом я отправился к княгинюшке. Она видела лишь последние мгновения трагедии, но этого хватило ей, чтобы упасть на кровать почти без чувств. Я отогнал суетившихся вокруг нее Парашек, взял милую мою за руку и, нежно поглаживая ее, сообщил ей на ухо о своей твердой уверенности в спасении Димитрия. Княгинюшка разразилась слезами радости.
— Я пойду, разузнаю все в подробностях, — бодро сказал я, вставая с кровати, — а как разузнаю, сразу же вернусь, чтобы доложить тебе.
— Иди, князь светлый, иди и поскорее возвращайся с вестями хорошими, — напутствовала меня княгинюшка.
Я призвал стремянного Николая и приказал ему отправляться в город, узнать в доподлинности, что там произошло. Сам же всего с двумя холопами поспешил к дворцу Димитрия. Многих людей я расспросил, и случайных свидетелей происшедшего, и слуг, и оставшихся в живых русских охранников Димитрия, изгнанных из дворца и бродящих неприкаянно вокруг. Но больше всего сведений я получил от заговорщиков. Я многих из них не знал, те же, с кем был знаком, поначалу смущались, отвечать на вопросы не хотели, но, видя мое спокойствие, быстро разговаривались и описывали все в красках и деталях, явно гордясь своей победой.
Картина сложилась такая. В ту ночь Марина ночевала на половине Димитрия. Тот встал по обыкновению на заре, Басманов, спавший у порога царской спальни, доложил, что ночь прошла спокойно. После короткой молитвы и легкого завтрака Димитрий приступил к делам, продиктовал несколько пи-
сем Яну Бунинскому, затем призвал дьяка Власьева и долго обсуждал с ним ответ польским послам в присутствии дежурного боярина князя Дмитрия Шуйского. Следующим к царю вошел дьяк Тимофей Осипов, который сам напросился на прием, говоря, что у него есть секретнейшие сведения, которые он может донести только самому государю. Видно, Басманов что-то заподозрил и тихо последовал за дьяком, когда же тот, приблизившись к царю, вдруг выхватил кинжал, Басманов хладнокровно заколол его. Это и послужило причиной первого небольшого переполоха. Небольшого, потому что дело-то привычное, я ведь недаром Димитрия предостерегал, явных покушений на него было несколько, но Господь неизменно хранил его.
Едва вынесли тело злодея, как раздался набат. «Пожар, наверно», — поспешил успокоить царя князь Шуйский, но Димитрий насторожился и послал Басманова проверить, что происходит. За ним увязался и Шуйский. Басманов не углядел ничего подозрительного и вернулся с докладом к царю. Тогда же и Марина, проснувшаяся и одевшаяся, пришла пожелать доброго дня своему царственному супругу. Их милые любезности были прерваны криками приблизившихся к дворцу заговорщиков. «Явились сообщники нашего незадачливого убийцы! — рассмеялся Димитрий и приказал Басманову. — Отдай им тело их товарища и скажи, чтобы убирались прочь!» Басманов приказ исполнил, но при этом углядел в распахнутое окошко больше Димитрия. «Там Шуйские во главе и еще несколько людей именитых, — крикнул он, — это бунт! Я предупреждал!» Димитрий немедленно проникся серьезностью положения, отдал короткие приказы об организации обороны, сам же, крикнув Басманову: «Задержи их!» — устремился вниз по лестнице, увлекая за собой Марину. Все, в том числе и Басманов, были уверены, что Димитрий скроется тайным ходом, как ни старались сделать из этого секрет, но слухи все равно ходили.
Басманов несколько самонадеянно вышел на крыльцо, надеясь урезонить заговорщиков, среди которых было немало его знакомых. Он говорил об ужасе бунта и безначалия, убеждал их одуматься и разойтись по домам, ручался за милость го-