Труды и дни

– Извините за беспокойство, сударыни, но нам кажется, что вам не стоит идти так поздно вечером одним. Позвольте вас немного проводить. Мы студенты университета Николай Родичев и Афанасий Меркурьев, – перед дамами стояли два красивых молодых человека в студенческих формах с портфелями. Согласие было, конечно же, получено.

Анна Владимировна тогда пригласила Николая и Афанасия зайти в гости на следующий день, состоялось знакомство с Адамом Ивановичем, которому понравился Николай. Уже вдвоём Соня и Николай потом гуляли по весенней Москве и говорили обо всём на свете. Незаметно пришла любовь, а затем было сделано и принято предложение руки и сердца.

И вот в августе в квартире Худебников состоялось знакомство двух семейств. Татьяна Ивановна очень понравилась Анне Владимировне, а Василий Дмитриевич её просто очаровал. Соня же вызвала восхищение своей нежной хрупкостью и добротой у Татьяны Ивановны. Адам Иванович показался ей возвышенным и прекрасным, Анна Владимировна же – благородной дамой с превосходными манерами.

Через полгода в конце октябре они обвенчались в храме Вознесения Господня на Большой Никитской. В городе было неспокойно, и свадьбу решили скромно отметить в тесном домашнем кругу.

Скоро в городе загремели пушки и зазвучали выстрелы. Квартира Родичевых была разрушена пожаром, и они переехали жить к Худебникам. Это помогло впоследствии избежать уплотнения и сохранить квартиру от подселения, конечно, с помощью Луначарского, Малиновской и Каменевой, и в годы Гражданской войны, и сразу после неё, в годы НЭПа.

* * *

«Ошибка природы» – так называла Ликина мама возлюбленного дочери, художника имажиниста-футуриста-кубиста-авангардиста Раймонда Форта.

В страшные годы Гражданской войны грязная, голодная и холодная Москва танцевала, пела, ставила спектакли, открывала театрики, клубы и кабаре. Юность бушевала, разношёрстная и разночинная городская молодёжь устремилась в культуру, как она её понимала: выступали на сценах, плясали на разного рода балах и вечеринках, писали стихи и читали их на улицах и в подвальчиках, рисовали, делали наброски и бумажные макеты будущих величественных зданий и мечтали, мечтали…

Леокадию подхватил этот поток, остановить её не могли ни увещевания отца, ни выговоры матери, ни оханья родственницы-приживалки тёти Клавы. Она танцевала с кремлевскими курсантами в Доме Союзов, её можно было найти в подвале у имажинистов на Тверской, за кулисами театров – Камерного у Таирова и Третьей студии МХТ у Вахтангова, или же в свободных художественных мастерских, объединившихся во ВХУТЕМАС. Именно в этом заведении двадцатилетняя Лика встретила своего гения не первой молодости и свежести, загадочного, вдохновенного Раймонда Форта, и привела «великого мастера» к себе в дом, где его сразу встретила в штыки её мама: «Бездельник, пижон, трепло, пустышка». Но профессору Иорданскому он неожиданно понравился, и Раймонд в их доме даже как-то прижился.

– Смотрит Алексан Лексеичу в рот и поддакивает, а тот млеет, – тихо бурчала приживалка Клава.

– Паразит, типичный паразит. И неуч. Какой может быть в нём талант? – соглашалась Евдокий Карповна.

С женой Рома, так звали Раймонда домашние, жил бурно и непросто, со скандалами, но скрутить Лику в бараний рог ему не удавалось, а тёща, Евдокия Карповна, только и ждала времени, когда можно будет выставить его из дома. Лишь на упрямстве Лики, которая никак не хотела признать очевидное, Форт продержался в их доме целых пять лет. Потом им обоим пришла в головы идея о том, что появление ребёнка поможет сохранить их отношения.

Не помогло: Рома бросил беременную Лику и переселился в новое гостеприимное гнездо, к состоятельной даме из среды новых капиталистов-нэпманов, у которой был собственный магазин посуды и хрусталя на Арбате. Ребенка он, конечно же, признал и даже потребовал, чтобы у родившейся в августе 1926 года дочери была его фамилия. Хотел назвать девочку Элоизой, но это предложение солидарно всей семьёй Иорданские проигнорировали. Бабушка Евдокия Карповна предложила имя Леонида – львица, львом же она иногда назвала Александра Алексеевича за пышную гриву седых волос.

– Нет мама, на что это будет похоже – «Леонида Раймондовна», какая-то «Розалинда Боэмундовна», даже смешно. Впрочем, мамочка, дома ты можешь называть её как хочешь, а в паспорте давай запишем Лида. Пусть будет Лидия Романовна Иорданская-Форт, – Лика улыбнулась и обняла мать. В доме жить всем стало хорошо, когда «лирический герой» покинул их семейный чертог.

Впрочем, в 1928 году, когда нэпманша разорилась, Рома-Раймонд сделал попытку вернуться, он впервые пришёл посмотреть на дочь, делал умильный вид, преданно глядел на Александра Алексеевича и вздыхал, глядя на Лику. Его выставили без малейших колебаний, и он вскоре нашёл себе певицу из Большого театра, с которой прожил года три.