Трудно отпустить

Я приберег для тебя билет.

Нажимаю «Отправить» и, отягощенный грузом разочарования, прикрыв глаза, опираюсь на стену.

Но почему, Мэддокс?

Почему ты расстроен, что он не пришел? Чтобы он мог критиковать тебя прямо в лицо?

Тебе стоит прекратить надеяться, что твои игры интересны ему так же, как и игры Джона. Прекрати думать, что однажды он будет гордиться тобой. Прекрати надеяться на чудо.

Я смотрю на телефон, как будто он ответит, хотя знаю, что это невозможно. Поэтому снова перечитываю сообщение от Деккер.

Деккер:

Отличная игра. Первый гол был достоин того, чтобы засыпать каток теннисными мячиками. Собираюсь на ужин с клиентами, а потом с некоторыми из ребят в джаз-клуб «У Скаллера». Приезжай туда, чтобы отпраздновать.

Не уверен, как долго смотрю на сообщение, прежде чем удалить его и отправиться навстречу тому, что обернется полнейшей катастрофой.

Визит к родителям всегда заканчивается именно так.

Неважно, что мы выиграли или что я нашел время навестить брата.

Неважно, что мы все ближе к плей-офф или что мои личные рекорды на порядок превосходят те, что были раньше.

Ничего не имеет значения.

Важно лишь то, что я не Джон.

Вот к чему все сводится.

Глава 26. Хантер

Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться, и только потом захожу в дом. Ничего не изменилось: покрытие на полу, мебель, шторы. Как будто в день аварии время остановилось и так и не пошло вперед.

Мне тяжело дышать.

Трудно думать о чем-либо, кроме желания поскорее убраться из дома, стены которого увешаны фотографиями жизни, которую нам с Джоном никогда не суждено будет прожить. Потому что та жизнь, будущее, которое мы все время обсуждали, никогда не наступит.

Напоминания о прошлой жизни расставлены на каждой поверхности, видимо, чтобы не забыть, какой идеальной она была.

Как будто у нас когда-нибудь получится забыть об аварии.

– Хантер? Это ты? – раздается мамин голос из комнаты, в которой она, без сомнения, сидит рядом с Джоном.

Я сотни раз предлагал им купить новый дом, даже внес за некоторые депозит. Я объяснял, насколько проще было бы иметь место, специально обустроенное под нужды Джона. Как бы это облегчило их – его – жизнь, обеспечило бы моего брата некой долей самостоятельности. Ведь он, должно быть, чувствовал себя в ловушке. Тем не менее после многочисленных отказов я сдался. Они предпочли остаться в месте, которое каждый день напоминало о том дне и поддерживало созданный мной эффект бабочки.

– Она в комнате Джона, – бормочет сидящий в кресле отец. Он с хрустом складывает газету, отчего становится видна манжета для измерения артериального давления. Он переводит взгляд с газеты на телевизор, что висит на стене, но на меня смотреть отказывается. – Неуклюже сыграл, сын. Из-за агрессии мастерство отошло на второй план. Тебе нужно использовать и то, и другое.

– Да, сэр. – Я задыхаюсь от этих слов и обиды, которую они вызывают. По стандартам любого игрока я сыграл неплохо, но я понимаю это так же хорошо, как знаю, что отец еще не закончил.

Точно так же, как в те ночи, когда он задерживал меня на катке, а на часах было за полночь. Мое тело было измучено, пальцы немели, в животе урчало, но я все же, мать его, не был достаточно хорош.

Я не был Джоном.

То, как он смотрит на фото Джона перед ним, говорит именно об этом: он видит все, кем Джон мог стать, и даже больше. Он видит все, что я натворил. Видит то, кем мне никогда не стать.

– Ты знаешь, что твоя левая сторона слабее? Ты терял шайбу каждый раз, черт возьми. Ты нечасто оглядываешься, как это делал Джон. Из-за этого у тебя проблемы. Ты слишком много веселишься. Непохоже, чтобы ты отрабатывал удары по утрам. Вместо этого ты напиваешься и страдаешь от похмелья. Это заметно.

– Да, сэр. – Я киваю и, поджав губы, переминаюсь с ноги на ногу. Я принимаю его насмешки молча, потому что мои слова все равно не имеют значения. Они не будут услышаны. Его голова занята другим выдающимся нападающим, что лежит сейчас в соседней комнате. Тем, с кем меня всегда будут сравнивать.

Я принимаю критику и презрение отца, потому что знаю, что его жизнь зависит от этого. Только так он может смириться с теми мечтами, что оказались уничтожены в тот день, с будущим, которого нас лишили.

Но во мне все же накапливается негодование. Я все же сжимаю кулаки.

– Для тебя оставили билет. Я не видел тебя в ложе. Я подумал, что ты захотел бы прийти.

Он кивает, все еще не отрывая взгляда от телевизора.

– Ты же знаешь, что я предпочитаю смотреть хоккей дома.