Крик толпы разносится по коридору, так что я пропускаю часть разговора.
– Скоро конец сезона, Иэн. Скорее всего, у него просто заканчивается запал. Знаю, ты платишь ему за то, кто он есть, но реклама, на которую ты его подписываешь, отрывает его от игры… и от столь необходимого отдыха. Вот уже несколько месяцев он работает не покладая рук. Даже получая травмы, не берет выходных…
– А мы щедро платим за потраченное время, – смеется менеджер. – Не веди себя так, словно это иначе. Он – твой клиент, так что разберись с ним. Или это придется сделать мне, и поверь, тебе это не понравится.
– Это что, угроза? – выдавливает из себя Финн так, словно не верит в предупреждение Иэна.
– Это уж сам решай.
Они возвращаются в ложу для прессы, так что их голоса затихают, а я, ошеломленная услышанным, стою, прислонившись к холодной стене из шлакобетона.
Какого черта они говорят об этом посреди матча? Случилось ли что-то еще, о чем я не знаю?
Как бы мне ни было противно это признавать, но Финн дал прекрасный ответ.
Но чтоб меня, именно это я рискую получить, если Хантер станет моим клиентом? Угрозы от главного менеджера и невозможность дать убедительный ответ, потому что Хантер отказывается мне открыться?
Я прислоняюсь головой к стене, пока толпа на арене ревет и вздыхает.
Между моментом, когда игра окончена, и моментом, когда хоккеисты покидают раздевалку и направляются в отель, проходит много времени. Времени, которое тратится на разговоры с тренером, с товарищами по команде, чтобы пробежаться по определенным моментам. Времени, которое игроки проводят у физиотерапевта, чтобы позаботиться о травмах, или дают интервью в раздевалке и только потом принимают душ и приводят себя в порядок.
Я знаю, что некоторые женщины-агенты врываются в раздевалки, не боясь нарваться на голую задницу или еще лучше – чей-то член, но я не из их числа.
Я предпочитаю оставаться на профессиональном уровне, а, как обнаружилось, в момент, когда игрок узнает, что я видела его голым, динамика наших отношений меняется. Начинаются пошлые шуточки и недомолвки, которые, насколько бы безразлично я к ним ни относилась, иногда рушат выстроенное сотрудничество.
Потому я стою возле раздевалки, из которой начинают выходить игроки. Некоторые из них принарядились, чтобы провести ночь в Бостоне, другие же, с пакетами льда, примотанными к коленям, точно отправятся в отель и закажут еду в номер.
– Готова? – спрашивает Каллум, бросая что-то в мусорное ведро.
– Конечно. – Отталкиваюсь я от стены, на которую опиралась. – Пора нам провести немного времени вместе.
– Прости. В последнее время у меня слишком плотное расписание.
– Понимаю. У меня всегда такое. Кстати, отличная игра.
Он фыркает:
– Они едва нас не нагнали.
– Но не нагнали же. – Поднимая портфель с пола, я задаюсь вопросом, как можно «едва не нагнать» три очка, но решаю все же не уточнять. – Что бы тебе хотелось съесть?
Дверь в раздевалку открывается, и оттуда слышится крик, который замолкает прежде, чем ее успевают закрыть.
– Решили начать веселиться пораньше? – шучу я, указывая подбородком за дверь.
Смешок Каллума говорит о многом, но он все же ждет, пока мы не свернем за угол, подальше от чужих ушей.
– Это все Мэддокс. Он… Не знаю, что именно с ним происходит, но на нас это тоже отражается. Не знаю, не ладится ли у него что-то в семье, в личной жизни или еще где. Я полагал, что ты в курсе, ведь вы… ну ты знаешь.
– Ведь мы…
– Всем известно, что когда-то вы встречались.
– Правда? – Я смеюсь… а внутренне съеживаюсь.
– Ага. Ходят слухи, будто вы вместе выходили из отеля.
– Приятно осознавать, что о моей личной жизни ходят слухи, – говорю я в попытке сменить тему. – Где-то три года назад мы пропустили по стаканчику, – лгу я, не желая раскрывать подробности нашей короткой, но очень насыщенной сексуальной жизни. – Но даже после этого о том, почему он так себя ведет, мне известно не больше, чем вам, ребята.
– Да, но с тобой… хотя, забудь, – говорит Каллум, когда мы подходим к машине, которую я взяла напрокат.
– Что? – Я смотрю на него поверх крыши, пока наши вдохи вырываются клубами белого пара.
– Ну, с тобой он просто другой.
Глава 25. Хантер
Отец:
Я смотрю на сообщение, на насмехающееся надо мной мигающее уведомление и борюсь с желанием разбить телефон о стену.
В этот раз меня задевают не его слова. А внезапное чувство пустоты, которое они порождают. Боль, которую я испытывал, когда между периодами смотрел на ложу и не видел его там. Осознание, что он никогда не пропускал матчи, в которых участвовал Джон, но не нашел времени посетить мой. Как бы я ни упрощал ему задачу.
Стиснув зубы, я сжимаю телефон крепче и стараюсь держать себя в руках.
А затем набираю ответ.
Я: