Трудно быть солнцем

– Юленька, вы прямо читаете мои мысли. Я давно помышляю о том, чтобы влезть ночью в домик Почепцова и отыскать дневник.

– Мы сделаем это, – сказала Юлия. – Обещаю вам, мы сделаем это, Виктория Карловна!

– Пойдемте, – внезапно проговорила директриса, беря Юлию за локоть. – Вы этими словами полностью заслужили мое доверие. Я покажу вам кое-что…

Они прошли мимо нескольких рядов могил и надгробий, пока не оказались около старинной позеленевшей ограды. Виктория Карловна распахнула дверцу, пропустила Юлию и вошла сама. Крестинина вгляделась – перед ней была простая могильная плита из гранита, треснувшая посередине. На могиле, за которой кто-то тщательно ухаживал, стояла ваза с несколькими гладиолусами.

– Гладиолусы были ее любимые цветы, – произнесла тихим голосом Виктория Карловна. – Здесь покоится Елена Карловна…

Так и было. Буквы, которые еще можно было с трудом разобрать, складывались в слова: «Упокойся с миром, да пройдут все ненастья, да будет тебе вечное спокойствие. Здесь нашла свое последнее упокоение Елена Карловна Олянич, первый директор краеведческого музея города Староникольска, пришедшая в этот мир от Рождества Христова дня 27 февраля 1867 года и покинувшая его в результате несчастного случая 9 октября года 1916».

– Она была убита, я в этом уверена теперь больше, чем когда бы то ни было, – произнесла Виктория Карловна, поправив цветы в вазе. – И мы с вами это докажем, деточка. Даже если придется поставить весь мир на голову!

Юлия, вслушиваясь в слова Виктории Карловны, вдруг ощутила страх. Отчего? Убийца где-то рядом, она чувствовала это. Ей показалось – или на самом деле за одной из могил метнулась черная тень? Они не одни, за ними кто-то наблюдает?

– Мы достанем вторую часть дневника Елены Карловны, – сказала Крестинина. – Я вам обещаю. И, кажется, у меня даже созрел план…

20 августа

– Итак, Николай Леонидович, что конкретно вы можете сказать по поводу ваших отношений с Олесей Гриценко? Николай Леонидович Машнэ, декан факультета лингвистики и межкультурной коммуникации Староникольского филиала Открытого гуманитарного Московского университета, поправил очки в тяжелой роговой оправе и с достоинством произнес:

– Я не совсем понимаю, о чем вы ведете речь. Гриценко была студенткой на моем факультете, не более того!

– Разве так? – спросил следователь. – Разве она была только студенткой? Например, мне известно, что она писала у вас курсовую работу… Машнэ снова поправил очки, почесал куполообразную, практически лысую голову и взглянул на следователя исподлобья большими водянистыми глазами, которые выражали полное непонимание того, о чем шла речь. Он выглядел, как совершенно невинный человек. – Повторяю вам, Гриценко была одной из многих студенток. Я даже не помню ее в лицо…

Врать Николай Леонидович мог, не краснея, сказывалась многолетняя практика. Когда он получил приглашение в прокуратуру дать свидетельские показания по поводу смерти Олеси Гриценко, то сразу понял – они что-то знают о скандале. Но он не собирается выносить на суд свидетелей свои, так сказать, личные проблемы. Олеся Гриценко была именно этим – его личной проблемой и его большой ошибкой.

Седьмого августа утром, сидя за завтраком со своей супругой, Мариной Васильевной Миловидовой, сыном Николашей-младшим и тещей Лидией Ивановной, Николай Леонидович, как это обычно бывало, просматривал местную прессу. Его вторая супруга, женщина полная, с длинной седой косой, намазывала Николаше, гордости отца и матери, толстый слой фруктового мармелада на тост. Мальчик, вертя такой же, как и у отца, куполообразной головой, ныл:

– Мама, не хочу, сама ешь эту каку, я хочу шоколадку!

Марина Васильевна вздохнула, откусила тост (хотя знала, ей надо сократить количество поедаемых ею тостов, иначе она снова поправится на несколько килограммов и не сможет влезть ни в одно из своих платьев, а новый учебный год не за горами), тряхнула длинной косой, которую носила с самого детства, и произнесла:

– Коля, как обстоят дела с этой мерзавкой Гриценко?

Николай Леонидович, прихлебывая обжигающий черный кофе, который пил без сахара по семь-восемь чашек в день, ответил, углубившись в чтение статьи про Cтароникольский университет, в котором работал:

– Я отчислю эту сучку, Марина, не беспокойся.

– И правильно, – встряла в разговор теща, Лидия Ивановна, полная особа с рыжим перманентом и подведенными синей тушью глазами. Глядя иногда на мать, Марина Васильевна вздыхала – ей грозило стать такой же через двадцать лет. Однако у нее была коса, ее гордость!

– Мама, где шоколадка? – продолжал верещать Николаша-маленький, теребя мать за жирную коленку. – Дай шоколадку, мама! Ты слышишь, корова, дай шоколадку!