Трудно быть солнцем

Николай Леонидович расслабился. Они с женой давно отредактировали версию случившегося. Он уже испробовал ее на ректоре, с которым у Николая Леонидовича был серьезный разговор, и на работниках деканата. Увы, ректор ему не поверил и даже поймал пару раз Николая Леонидовича на несоответствиях, однако скандал потихоньку улегся. Эта сучка Гриценко, пусть черти в аду засунут ее в самый большой котел со смолой, настучала ректору и даже побывала у него на приеме. Николай Леонидович не ожидал, что какая-то паршивая студентка опередит его…

– Этим летом я уехал на турбазу, вместе с женой, ребенком и тещей. Я попросил Олесю Гриценко… попросил ее остаться у меня дома на несколько дней – у меня в квартире стоит компьютер, имеется множество редких книг, а район, в котором я обитаю, криминогенный. Я живу на Максимке.

– Ах, ну да, – сказал следователь.

Район Максимки был фактически поселком, который примыкал к Староникольску – там обитали алкаши, наркоманы и цыгане. Впрочем, как выяснилось, и декан факультета. Интересно, подумал следователь, почему Николаю Леонидовичу не удалось выбить квартиру? Этот молодой князь Святогорский, американский наследник, щедро поддерживал местный филиал университета.

– Я доверял этой девушке, она зарекомендовала себя как прилежная и старательная студентка, она писала у меня курсовую работу, ездила в Кельн, в Германию благодаря мне, поэтому я верил ей. Ее приятель Владик Вевеютин, мой аспирант, жил у меня в прошлом году, когда я отдыхал с семьей на турбазе. Я подумал, что и на Олесю могу положиться, но жестоко ошибся…

Декан смолк. Ему требовалась краткая пауза, чтобы посмотреть, как следователь реагирует на его рассказ. Тот никоим образом не показывал свое отношение к этой истории. Николай Леонидович чертыхнулся про себя и продолжил:

– Когда я вернулся домой, то обнаружил в квартире полный кавардак. Гриценко, которой я доверял, как своей дочери, которой я сделал столько добра, повела себя, как дешевая вокзальная проститутка… Она таскала в квартиру своих приятелей, спала на моей кровати, использовала мои кастрюли! Мало того, она облазила все мои шкафы, взломала мой письменный стол и украла оттуда восемьсот рублей и ценный блокнот в кожаном переплете, а также набор ручек фирмы «Сименс», сделанных из платины. Олеся помимо этого намеренно сломала мой компьютер и телефон. Что я мог делать в подобной ситуации?

– Например, обратиться к нам, – сказал следователь. – Если девушка украла у вас восемьсот рублей и ценные вещи, которые явно стоят еще больше, то вам следовало бы обратиться в милицию. Это уголовное преступление…

Николай Леонидович добродушно рассмеялся. Ему иногда удавалось представить себя как доброго профессора, озабоченного судьбами своих чад-студентов. Однако следователь успел поговорить кое с кем из университета, а также с собственной сестрой, которая училась на юридическом факультете в том же вузе. Скандал разгорелся на самом деле нешуточный, и причина его была вовсе не та, о которой пел ему сладким голосом Николай Леонидович.

– Какое отношение ко всему этому имеет родной брат вашей супруги, Виктор Васильевич Миловидов, больше известный в криминальных кругах как Витек?

Черт, он и это знает, едва не поперхнулся Машнэ. Если он знает о причастности к этому делу Вити, то пиши пропало.

– Никакого отношения брат моей жены к делу не имеет, – ответил Николай Леонидович.

Он знал: если дело пахнет керосином, то нужно молчать. Если он упрется и будет все отрицать, никто не докажет обратное. И этот молодой следователь не сможет ничего ему навесить. В конце концов, Николай Леонидович был не последним человеком в городе. Он лично знал князя Александра Святогорского, приятельствовал с заместителем мэра и был шапочно знаком с полковником Кичаповым.

– А вот у меня сведения иного плана, Николай Леонидович, – сказал следователь. – Брат вашей жены, тип, хорошо известный прокуратуре как член бандитской группировки Михаила Серопегина, криминального авторитета по кличке Михаил Архангел, приезжал на квартиру к Олесе Гриценко и угрожал ей. Это подтверждают родители Олеси, а также соседи.

– Я об этом ничего не знаю, спросите у моего шурина сами, если это вам так нужно, – сказал Николай Леонидович.

– Обязательно спрошу, – пообещал следователь. – Ну что же, Николай Леонидович, последний вопрос, после которого вы можете быть свободны. Где вы были в ночь с пятого на шестое августа этого года?

Машнэ сглотнул слюну, воззрился на следователя и воскликнул:

– Это что, обвинение в убийстве? Вы подозреваете меня в причастности к смерти этой дурочки Гриценко? Я буду на вас жаловаться, молодой человек! Да как вы смеете! Я – профессор, доктор наук, декан!

– Николай Леонидович, держите себя в руках, – следователь пресек его демагогию резкой репликой. – Никто ни в чем вас не обвиняет, и мне непонятна ваша реакция на невинный вопрос. Я хочу только знать, где вы были в ночь с пятого на шестое августа этого года, в промежуток с двадцати трех часов пятого числа до трех утра шестого.