Читаем Трудно быть духом полностью

ефрейтор идѐт! Ремень на яйцах! Этого вы не видите!. А до актѐра

доколупались! Говорил я им, надо было оцепление поставить! –

Шматко, плотно вошедший в образ режиссѐра, рявкнул на Кузьму: –

Пошли на исходную! Ещѐ дубль придѐтся делать!.

Поиск предателя – задача первоочерѐдная. Как в масштабах

государства, так и в конкретно взятой второй роте. Только в первом

случае эта сволочь называется шпионом (и ловят его специально

48

обученные чекисты). А в армии – стукачом. И поимка его – чисто дело

заинтересованных сержантов.

Пока «духи» смотрели по телевизору вечерний выпуск

«Новостей», в дальнем углу казармы сплочѐнный коллектив

старослужащих обсуждал возникшую проблему.

– Вот сука!. И сразу ведь в мою тумбочку полез! – гневно

прошептал Фома.

Сержант Прохоров поддакнул:

– Кто-то сливает, точно вам говорю…

Рядовой Евсеев, которого пока не коснулось, флегматично

протянул:

– Да-а, завелась крыса…

– Хотел бы я знать, кто? – с большой надеждой сказал Фома.

Народные мстители посмотрели на «духов», застывших возле

телевизора.

– Медведев?. В карты он банковал… – задумался Прохоров.

Евсеев хмыкнул:

– Что-то слабо верится в их дружбу с Колобком…

– Может, Ходоков?

Заботливые «дедушки» уставились на рядового, сидящего в

обнимку с гитарой.

– Теоретически всѐ может… хотя… – пожал плечами Фома. –

Может, и Кабанов… Тот ещѐ… удод!

Общее внимание переключилось на Кабанова. Тот, будто

почувствовав на себе чей-то взгляд, повернул голову. Заметив

уставившихся на него сержантов, он поспешно отвѐл глаза. Рядом с ним

завозился рядовой Вакутагин. Сержант Прохоров тут же предположил.

Ну, в плане бреда:

– А может, тундра?

49

– Чукча на службе у Вермахта? – скептически шепнул Евсеев. –

Оригинальный ход!

– А может, Гунько? – кивнул Фома. – Тихий он какой-то…

Телевизор

разразился

прогнозом

погоды.

«Новости»

закончились. Толпа начала расходиться. Прохоров подвѐл итог

мозгового штурма:

– На самом деле любой из них может стучать… В этом

муравейнике все как на ладони!

– Блин, детектив какой-то, на фиг!. – согласился Фома.

Бабочка порхала с цветка на цветок. Большая и красивая.

Периодически она замирала и тихонько подрагивала крыльями…

Уборку территории насекомое игнорировало. Рядовой Кабанов

посмотрел на неѐ с восхищением. Ему до подобного пофигизма

служить ещѐ целый год.

А пока оставалось только нести службу. То есть – подстригать

кусты большими садовыми ножницами. Обычный военный уик-энд.

Вторая рота мела, чистила и красила. В задачу Кабанова входила

суровая борьба с лишними ветками на кустах.

Нахальная бабочка села в трѐх метрах от него, провоцируя на

ответные действия. Солдат отложил ножницы. Он проверил, не

наблюдает ли за ним кто, и стал осторожно подкрадываться. Когда до

неѐ осталась всего пара шагов, бабочка, вспорхнув, перелетела на

ближний куст. Кабанов снял пилотку, упрямо заходя на цель. Он

прыгнул, взмахнув пилоткой… Шустрое насекомое улетело, а Кабанов

сквозь кусты рухнул прямо под ноги идущему мимо Колобкову! Рядовой

вскочил, отряхиваясь:

– Извините, товарищ майор!

– Кабанов?! Ты что здесь устроил?! Это что за казаки-

разбойники?! – гневно рыкнул тот.

Кабанов покраснел:

– Я нечаянно, товарищ майор!.

50

– За нечаянно, Кабанов!. – начал Колобков, но вдруг сменил тон. –

Ну ладно… Как служится, рядовой? На «гражданку» не хочется?

– Никак нет, товарищ майор…

На крыльцо казармы вышли два сержанта. Заметив мирно

беседующего с Кабановым майора, Фома остолбенел. Прохоров дѐрнул

его за рукав:

– Интересно, о чѐм они беседуют?

– Глянь, спелись, мать твою, – младший сержант с ба-альшим

любопытством проследил за странным разговором.

Тем временем Колобков ласково поинтересовался:

– Старослужащие не обижают? Работать по ночам не заставляют?

– Никак нет, товарищ майор!

– Ну-ну, Кабанов… Ты, если что, скажи, Кабанов. А если вслух

стесняешься – так ты пиши, Кабанов, пиши… подробненько всѐ… с

деталями. Я их всѐ равно на чистую воду выведу! С тобой или без…

– Товарищ майор, мне не о чем писать, – честно глядя ему в глаза,

отрапортовал Кабанов.

Зам по воспитательной работе отечески похлопал его по плечу:

– Ну, ты подумай, Кабанов… подумай… – он ухмыльнулся на

прощание и зашагал в сторону штаба.

С крыльца казармы его проводили задумчивыми взглядами.

– Бляха, похоже, Кабанов сливает… – пробормотал Фома.

– Да Колобок его вроде дрючил сперва, – неуверенно возразил

Прохоров.

– При нас дрючит, без нас целует! Стратегия, блин…

В жизни каждого уважающего себя мужчины бывают счастливые

моменты освобождения от супружеского долга. У кого на день, а у кого

и навсегда. В первом случае мужчина вынужден скучать. Хотя бы

немного. А во втором – делить имущество.

51

Майор Колобков делал это по телефону. В смысле – не скучал.

Он сидел у себя в кабинете и орал в телефонную трубку:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адриан Моул: Годы прострации
Адриан Моул: Годы прострации

Адриан Моул возвращается! Годы идут, но время не властно над любимым героем Британии. Он все так же скрупулезно ведет дневник своей необыкновенно заурядной жизни, и все так же беды обступают его со всех сторон. Но Адриан Моул — твердый орешек, и судьбе не расколоть его ударами, сколько бы она ни старалась. Уже пятый год (после событий, описанных в предыдущем томе дневниковой саги — «Адриан Моул и оружие массового поражения») Адриан живет со своей женой Георгиной в Свинарне — экологически безупречном доме, возведенном из руин бывших свинарников. Он все так же работает в респектабельном книжном магазине и все так же осуждает своих сумасшедших родителей. А жизнь вокруг бьет ключом: борьба с глобализмом обостряется, гаджеты отвоевывают у людей жизненное пространство, вовсю бушует экономический кризис. И Адриан фиксирует течение времени в своих дневниках, которые уже стали литературной классикой. Адриан разбирается со своими женщинами и детьми, пишет великую пьесу, отважно сражается с медицинскими проблемами, заново влюбляется в любовь своего детства. Новый том «Дневников Адриана Моула» — чудесный подарок всем, кто давно полюбил этого обаятельного и нелепого героя.

Сью Таунсенд

Юмор / Юмористическая проза