Трудно быть другом

В соседней дыре чуть фонарик не расколотил. А без него никак: темнота и кругом кабели, стены с острыми выступами. И конечно, саданулся коленкой. И фонарик о кирпич шмякнул – тот выключился. Думал – хана! Включил – работает! От радости даже боль в ноге прошла.

Нашел в дыре двух бомжей. Встречал их уже у гастронома поблизости. Даже разговаривал. Оба бывшие инженер и художник.

У них керосиновая лампа горит. Радиоприемник торчит на ведре, и оттуда попса долбонит, кто-то на французском языке лопочет. А мужики с очень серьезным видом жуют хлебару, запивают его кефиром и газеты просматривают – ученый народ пошел бомжевать. И по всему видно, крепко обосновались. Даже начали готовиться к зиме: шубейки висят, шапки теплые. Вроде все у них хорошо – живи не хочу. Свободный человек на свободной земле. Вернее, под землей. Менты никогда не полезут в такую дыру. Вот если бы вонь и сырость исчезли, тогда хоть герань разводи или кактусы.

Конструктора они, конечно, знают, но не видели.

Побазарили немного о жизни. Мужички поинтересовались, как продвигается ремонт Большого театра, как новый мэр борется с автомобилистами-бомбилами и с коррупцией. Академики! Отвалил от них.

Ветерок подул – хорошо! Нос и, кажется, все тело насквозь пропитались сладковато-кислым запахом гнили. Сейчас его не вытравить – только горячий душ поможет. Скорей бы добраться до водички! И занырнуть поглубже в ванну, и лежать на дне, пока дыхалку не перехватит…

На душе муть страшная. И еще злость! Яростная! И прямо за горло она хватает! Что делать, Дэн? Отец ведет себя самым поганым образом, не считаясь ни с мамой, ни с Мышонком. О себе, Дэн, вообще старайся не думать и молчи. Да, молчи, Дэн! Ты должен зарубить на своем сопливом носу: родитель видит в тебе только охранника, который не дает ему что-нибудь утянуть из дома и пропить. И потому он не хочет да и не желает даже взглянуть тебе в глаза! А ты, сопливый Дэн, учить его вздумал! Да ему наплевать на всех и на всё…

Вернулся домой – и бегом в ванную!

Вода шипит, острые иголки горячих струек вонзаются в кожу, бьют по телу. Открыл шампунь – и сразу сосной запахло. Для Мышонка купил: она прямо балдеет от такого запаха.

Конечно, в лесу, где живые сосны, каждая иголочка, каждая травинка живая, тот воздух не сравнить ни с какими шампунями. Но доберись до этого леса! Мама выйдет из больницы, и сделаем вылазку на природу. Обязательно!

Денис помнит, что когда-то – как это было давно! – выезжали за город. Отец привязывал гамак. Мама лежала в нем и читала, Мышонок носилась как сумасшедшая. Собирали малину… О-о, лесная малина – такая вкуснятина! Не сравнить с теми ягодами, что в магазине лежат в пакетиках, замороженные. И сейчас он помнит ту нежную сладость, которая сразу наполняла рот ароматом, даже одна лесная ягодка… Мама с отцом о чем-то переговаривались… Над чем-то вместе смеялись… Денис хорошо помнит, какой звонкий голос был тогда у мамы…

Неужели все это было?

Цапли нет, ускакала.

Все ясно: когда позвонил Мышонку и сказал, что уже видит на горизонте золотые шторы, Цапля это услышала и сразу скрылась. Удивительно, как же они не столкнулись?

А зачем она рванула? Вот чудачка!

Мышонок торжественно сообщила: «Таня обещала прийти завтра».

Дэн, ты будешь свободен – ищи родителя! И Муравья!

Начал возиться на кухне: скрипачки не должны голодать, им нужны всякие калории, витаминчики…

И тут заквакал мобильник.

Гольд каким-то придушенным голосом сообщил, что нет нигде ни Муравья, ни дяди Феди.

Денис по его голосу чувствовал, как Гольду сейчас кисло лазить по вонючим щелям и подвалам в одиночку. Даже очень кисло!

– Ты где сейчас? – спросил Денис.

– Возле гастронома.

– Мне соплявки сказали, что недавно тебя видели.

– И я их видел. Молчат, как партизаны. А Верка мобильник отключила, зараза! И смылась куда-то!

– С ней мы еще разберемся. Никуда она не смылась, а просто на дно залегла. Боится, что за уши возьмем.

– Факт, боится. – Гольд дышал уже полегче. – Чуть шею не сломал, когда в люк лез, что за бывшим детсадом. Лесенку там кто-то покалечил. Ты смотри, осторожней действуй.

– Я до этого люка не допер.

– И не ходи. Там какая-то пьянь. Все в полной отключке.

Кот, по кличке Апельсин, внимательно прислушивался к их разговору. Временами со значением шевелил усами, словно понимая, о чем идет речь. У них с Гольдом большая дружба.

– Я сейчас хочу проверить еще пару закутков.

– Гольд, конечно, там сейчас вдвоем лучше… Но я боюсь оставить Мышонка одну: ночь. Вдруг заявится «их благородие», и на хорошем взводе, а Мышонок, сам знаешь…

– Дэн, кончай такой разговор! Перезвоню! Будь!

– Вот мы и поговорили, Апельсин. – Денис выключил мобильник и прислушался к скрипке за стеной. – Работает! Слышишь, Апельсин? Пилит и пилит! Разве может выдержать такое дело нормальный человек? И разве я могу сейчас уйти и оставить Мышонка? Нервы у нее, сам знаешь, в напряге, прямо звенят! А без меня такое может начаться…

Апельсин громко мяукнул, тряхнул ушами и заиграл хвостом.

– Вижу, согласен со мной. Никак нельзя оставлять Мышонка одну ночью. Даже с тобой, рыжий.